Все, что остается
Шрифт:
В этот вечер Марино заехал к нам относительно рано, когда Эбби и я заправляли посуду в моечную машину. По выражению его лица я сразу же поняла, что дела обстоят не лучшим образом.
— Сначала я скажу вам, чего мы не нашли, — начал он, — мы не нашли ничего, что могло бы убедить суд в причастности Спурриера к убийству. Ни одного ножа, за исключением разве того, что был на кухне. Ни патронов. Никаких сувениров, например, обуви, украшений, прядей волос, ничего, что могло бы принадлежать жертвам.
— Его магазин также обыскали? — спросила я.
— Да, конечно.
— И,
— Разумеется. И ничего!
— Тогда скажи, что же удалось найти, — подавленным голосом спросила я.
— Достаточно косвенных материалов, чтобы я пришел к выводу, что это он, док, — сказал Марино. — Этот трутень далеко не бойскаут. Он помешан на порнографических журналах, на садистской порнографии. Плюс к этому у него много книг об армии, особенно о ЦРУ, целые папки заполнены вырезками газетных статей о ЦРУ. Все статьи разнесены по тематике, помечены ярлычками. Я вам скажу, этот парень аккуратнее старой библиотекарши.
— Вы нашли газетные вырезки об этих убийствах? — спросила Эбби.
— Да, в том числе старые статьи о Джилл Харрингтон и Элизабет Мотт. Мы также нашли каталоги нескольких магазинов, торгующих, я бы сказал, товарами, обеспечивающими безопасность и выживание. В каждом проспекте полно рекламы: от пуленепробиваемых автомобилей до различных детекторов, бомб и приборов ночного видения. ФБР займется проверкой, попробует выяснить, что он заказывал в последние годы. Одежда Спурриера тоже довольно интересна. У него в спальне висит около полудюжины нейлоновых спортивных костюмов, все они темные или темно-синие, абсолютно новые, со споротыми ярлыками, словно предполагалось надевать их поверх одежды, а затем, после завершения операции, выбрасывать.
— Нейлон почти не оставляет следов, — сказала я. — В отличие от других видов тканей ветровки из нейлона не оставляют ворсинок.
— Правильно. Дай вспомнить. Что же еще? Марино задумался, потягивая виски.
— Ах, да. Две упаковки хирургических перчаток и куча одноразовых калош.
— Калош?
— Да. Таких, какие вы носите в морге, чтобы не испачкать кровью свою обувь. Догадываешься, что еще?
Обнаружили карты, четыре колоды, не открытые, запечатанные в целлофан.
— Не обнаружили ли вы открытую колоду с отсутствующим червонным валетом? — спросила я с надеждой.
— Нет. Но меня это отнюдь не удивляет. Вероятно, он вынимает червонного валета и выбрасывает оставшуюся часть колоды.
— Все четыре колоды с такими же рубашками?
— Нет. Пара колод с другими.
Эбби молча сидела на стуле, впившись пальцами в колени.
— Нет логики в том, что вы не нашли никакого оружия, — сказала я.
— Этот парень очень осторожный, док. Очень внимательный.
— Не слишком уж он осторожный: хранит вырезки об убийствах, спортивные костюмы, перчатки; его взяли с поличным, когда он снимал номерные знаки. Это заставляет меня задать вопрос: не готовился ли он нанести новый удар?
— Украденные номерные знаки были на его машине и тогда, когда он встретился вам, — отметил Марино. — Но мы не слышали, чтобы тогда пропала хоть одна пара.
— Верно, — тихо проговорила я. — Но тогда на нем не было и ветровки.
— Вероятно, он надевает ее в последнюю очередь. А может быть, держит ее в спортивной сумке. Я думаю, что у него должна быть сумка.
— Вы не нашли у него спортивной сумки? — задумчиво спросила Эбби.
— Нет, — сказал Марино. — Никакого комплекта убийцы.
— Если вам удастся найти спортивную сумку, — добавила Эбби, — тогда, скорее всего, вы обнаружите там его нож, пистолет, очки для ночного видения и все остальное.
— Будем искать, как говорится, пока коровы не вернутся домой.
— Где он сейчас? — спросила я.
— Когда я уходил, сидел у себя на кухне и пил кофе, — ответил Марине. — Поразительно невозмутим. Мы перевернули его дом вверх дном, а он и ухом не повел. Когда ему задали вопрос относительно спортивных костюмов, перчаток, игральных карт и так далее, он заявил, что не будет отвечать на наши вопросы без своего адвоката. Затем отхлебнул кофе и закурил сигарету, словно нас там и не было. Ах, да, упустил — этот тип курит.
— Что за сигареты? — спросила я.
— «Данхил». Скорее всего, покупает их в том табачном киоске, что рядом с его книжным магазином. У него также шикарная зажигалка. Довольно дорогая.
— Возможно, этим объясняется его привычка обрывать бумагу с окурков, прежде чем оставить их на месте преступления, если, конечно, это он, — сказала я. — «Данхил» приметные сигареты.
— Знаю, — сказал Марино. — На них есть золотистый ободок вокруг фильтра.
— Считаешь, что у вас есть комплект улик?
— Да. — Он улыбнулся. — Это наш маленький козырь, который побьет его червонного валета. Если мы не сможем доказать его причастность к другим убийствам, так хотя бы повесим на него убийства Джилл Харрингтон и Элизабет Мотт. Анализ на DNA должен пригвоздить эту задницу. Хотелось бы, чтобы этот чертов тест не тянулся столько времени.
После ухода Марино Эбби холодно посмотрела на меня.
— Что скажешь? — спросила я.
— Все это как-то неубедительно.
— Пока что да.
— У Спурриера есть деньги, — сказала я. — Он наймет лучшего судебного защитника, которого можно найти за деньги. Могу тебе сказать точно, как все будет. Адвокат заявит, что полиция и ФБР, стараясь поскорее замять дела об убийствах, стремятся взвалить вину на его клиента. Выяснится, что множество лиц заинтересовано найти козла отпущения, особенно в свете обвинений, выдвинутых Пэт Харви на пресс-конференции. Эбби…
— Может быть, убийца — кто-нибудь из Кэмп Пири?
— Честно говоря, я в это не верю, — сказала я.
Она посмотрела на часы.
— Может быть, фэбээровцы уже знают, кто это, и обо всем позаботились, как говорится, в узком кругу, тогда становится объяснимым, почему не было других исчезновений после Фреда и Деборы. А теперь кто-то должен расплачиваться, чтобы отвести от них тень подозрений и дать им возможность завершить дело к удовлетворению публики…
Откинувшись на спинку стула, я подняла голову и закрыла глаза, а Эбби тем временем продолжала излагать свою версию: