Всё, что ты хочешь
Шрифт:
– Хочешь переспать со мной?
– Хочу.
– Правда, хочешь. Значит, все не так плохо, как могло бы быть.
Она резко отстраняется от меня, отходит на шаг, ловит мой недоуменный взгляд и снова спрашивает:
– Что-нибудь еще хочешь? Кроме еды, сна, сохранения жизни и секса?
Я пожимаю плечами.
Она смотрит заботливо и нежно.
– Ну, напрягись же, миленький, я ведь хочу тебе помочь! Хочешь узнать, что будет с тобой дальше?
– Нет.
– Хочешь покататься на яхте? Покупаться в море? Посмотреть футбольный матч?
– Нет.
– Хочешь стать богатым и знаменитым? Или самым умным и великим? Или самым красивым и
– Нет.
Адель хмурится.
– Покопайся внутри себя. Может, ты что-нибудь все-таки хочешь?
Я старательно исследую свои желания. Может, я отвечу ей, и она наконец-то отстанет. Рыбные котлеты с макаронами. Потом сон. Затем секс с Адель, если проснусь. Если нападут, буду отбиваться. Все? Неужели все? И это существо – я? Я теперь – такое вот существо?
Высохшее озеро. Ушедшая под землю река. Испарившийся океан. Я удивленно отвечаю:
– Все… Больше ничего не хочу…
Адель вздыхает. Она говорит мне:
– Если бы ты был нормальным, ты бы спросил меня: «Что со мной случилось?».
Она берет меня за руку, трясет, смотрит мне в глаза:
– Спроси меня: «Что случилось?».
Я спрашиваю:
– Что случилось?
Адель отвечает:
– Ничего особенного. Ты отдал этим девушкам все свои желания.
Снова трясет меня за руку:
– Спроси меня: «Как?».
Я спрашиваю:
– Как?
– Очень просто. Ты сделал три вещи, которые требуются для этого: захотел этого, подтвердил свое намерение голосом и встретился глазами с человеком, которому даришь. Теперь спроси меня: «Ну и что?».
– Ну и что?
– Ну и все. Я не знаю, откуда ты свалился и где жил до этого, да и ты не помнишь, но в мире, в котором мы сейчас живем, этого достаточно, чтобы желания перешли от одного человека к другому. Теперь спроси: «Разве это возможно?».
– Разве это возможно?
– Еще как! Теперь поинтересуйся: «С каких это пор?».
– С каких это пор?
– С тех самых, когда братья Лемье открыли способ, с помощью которого любой мог продать свои желания за деньги. Или приобрести чужие желания – тоже за деньги. Также стало можно обмениваться желаниями и дарить их друг другу – ты уже знаешь как. Лет двадцать уже прошло. Помню, все началось, когда я была маленькая – лет семь, не больше. С тех пор мир изменился до неузнаваемости.
Спроси меня: «И что со мной теперь будет?».
– Что со мной теперь будет?
– Садись в машину, я тебе покажу.
Артистка. Внезапно вспоминаю: когда я был океаном, полным желаний, то любил ходить в кино. Помню почти пустой зрительный зал, попкорн, пиво. Но не могу вспомнить, о чем они были – эти фильмы. Да и не нужно мне это сейчас. Чувствую, как это желание, эта капелька влаги, задержавшаяся на дне, тоже уходит под землю, в небытие.
Она берет меня за руку и тащит к автомобилю. Открывает машину и запихивает на переднее сиденье. Заводит мотор и говорит:
– Сейчас мы съездим на поляну обреченных. Там ты все увидишь. Потом я куплю в аптеке кое-какие лекарства, и мы съездим к моему отцу.
Машина трогается с места. Я смотрю в окно. Очень скоро красивые домики и лужайки заканчиваются. Мы проезжаем какой-то блокпост. Справа и слева – забор из колючей проволоки, тянется в обе стороны, насколько видит глаз. Несколько автоматчиков в камуфляже прохаживаются около шлагбаума, переговариваясь между собой. Один, усатый толстяк, подходит к нам, Адель показывает ему какие-то документы. Он кивает и спрашивает, глядя в мою сторону:
– А у него что?
Она отвечает за меня:
– Это доходяга, они ему уже не нужны. Сканируйте его пальцы.
Доходяга? Я – доходяга?
Толстяк достает из кармана продолговатый железный пенал, заходит с моей стороны, открывает дверь машины и сует мне эту штуку:
– Прикладывай указательный палец к синему окошечку.
Я послушно делаю это. Зажигается желтый огонек.
– Все в порядке. Проезжайте.
Я закрываю дверь. Как хочется спать! И котлеток бы рыбных, с макаронами…
Адель удовлетворенно замечает:
– Ну вот, ты хотя бы не в розыске.
За шлагбаумом она выводит машину на автостраду, набирает приличную скорость. Пейзаж за окном меняется: мелькают какие-то полуразрушенные фабрики из красного кирпича, ржавые железные трубы, покосившиеся заборы, серые панельные здания с фасадами, изрисованными красками, кучи мусора. Я вижу много людей, бредущих по улицам, во дворах копошатся дети, едут редкие машины. Мы объезжаем этот городок сбоку, приближаясь к высоченному кирпичному забору. Некоторое время едем вдоль него. Адель снижает скорость, почти останавливается, опускает стекла – в ноздри ударяет страшная вонь. Пахнет человеческими испражнениями и еще чем-то – наверное, так пахнут болезни и смерть. Мы сворачиваем с дороги и прямо по траве подъезжаем совсем близко к стене. Адель выходит из машины, тащит меня за собой: «Смотри!». В кирпиче – дырка, размером с голову. Я заглядываю туда и вижу: на огромной поляне, перед лесом, сидит и лежит множество людей. Я вижу детей, мужчин, женщин и стариков, сидящих и лежащих на траве – почти без движения. Сотни людей! Они похожи на манекены, второпях выброшенные из разорившегося торгового центра. Некоторые спят, но большинство – нет, их ничего не выражающие глаза открыты, их остановившиеся, безжизненные, безразличные взгляды направлены в пустоту. Некоторые копошатся в своих котомках, пакетах и сумках, едят что-то, неторопливо, как коровы, пережевывая пищу. Кто-то отошел в сторонку, испражняется, не стесняясь. Да и некого – другим это совершенно неинтересно. Некоторые, похоже, уже мертвы – их соседи по поляне отодвигаются в стороны. Санитары с носилками ходят между рядов, забирая мертвых, относят их в грузовики. У самой опушки я вижу парочку, вяло совокупляющуюся – на виду у всех. Никто даже и не смотрит в их сторону.
Что это за место? Такого просто не может быть!
Я закрываю глаза.
Адель поясняет:
– Это доходяги. Люди, у которых остались только базовые желания: еда, сон. У кого-то есть желание защищаться и иметь секс, но их единицы. Величина их желаний минимально возможная – примерно один процент от нормы. По сути, они не люди уже. Они – исчезающие тени. Они продали свои желания, потому что не было денег на еду, или потеряли их по глупости, как ты. У них нет родственников, которые помогут, денег, чтобы купить себе другие желания, работы, чтобы раздобыть денег, и государственной страховки, чтобы получить необходимую помощь. Они продали желания жить. Покончить жизнь самоубийством они не могут: у них нет такого желания. Их ждет медленное угасание. Городская мэрия определила им это место, чтобы они никого не смущали своим видом на улицах. Время от времени приезжает полевая кухня – кормить тех, кто еще хочет, волонтеры и благотворители раздают одеяла, зонты от дождя, одежду и лекарства. Чаще всего здесь гостит труповозка, которая отвозит мертвых на кладбище. Такое место есть теперь в каждом большом городе.