Все, что вы хотели, но боялись поджечь

Козлова Анна Юрьевна

Гриша туманно намекнул, что с женой все совсем хреново и он увез от нее свои вещи первой необходимости. Я даже не спросила куда. И к кому. На это не было времени. Мы разбежались, чтобы встретиться завтра в такси, которое помчит нас в аэропорт Шереметьево. Где мы наверняка станем пить пиво в какой-нибудь кафешке, шататься по duty free, целоваться в общем зале ожидания на привинченных к полу креслах и смотреть кино в одних наушниках по моему лэптопу.

— Слушай, Саша, я давно хотел задать этот вопрос, — сказал

Гриша, когда я запрыгнула в такси, — а почему ты все время выглядишь и одеваешься как последняя блядь? Ты считаешь, что это делает тебя привлекательнее? — Он отвернулся к окну.

Я была в джинсах, сабо на максимум десятисантиметровом каблуке и в облегающем топе.

Этот момент напомнил мне начало моего жизненного конфликта с мамой. Я могла уступить и не уступить. У меня был выбор.

В моих мозгах, как над дверью операционной в сериале «Скорая помощь», пульсировала огромная красная лампа. Я не видела, что на ней написано, но я четко знала, что я ни в чем перед ним не виновата. Видимо, так устроен этот мир, что любое перерождение начинается со слов: «С меня хватит!» — и не думаю, что у Иисуса Христа была другая мотивация.

— Чего молчишь? — Гриша ко мне повернулся. — Или, может, ты хочешь сказать, что ты для меня небезопасна?

Я по-прежнему молчала. Таксист тактично перевел радио с новостей на песню о любви.

— Я могу сказать тебе только одно, — сказала я спустя несколько минут, — я не позволю тебе надо мной издеваться и ставить под сомнение меня как женщину. Я понимаю, что это тебя больше всего бесит, но больше никогда в этой жизни ты мне не скажешь, что после тридцати у меня отвиснут сиськи, что во Франции в пип-шоу есть услуга «побрейте свой лобок», что я ни на что не гожусь в постели и что я для тебя небезопасна.

Он хмыкнул.

— Интересно, какого хуя я еду с тобой в Египет?

Я пожала плечами.

В Шереметьево мы прибыли под конец регистрации на рейс в Хургаду. Общая нервозность пассажиров этого рейса как-то смирила нас друг с другом, и после прохождения паспортного контроля Гриша пригласил меня в ресторан, где мы довольно быстро напились виски, смешанным с кофе. Курить разрешалось только в особых зонах, и мы бегали туда по очереди, чтобы не тащить все пакеты из duty free. Перед самой посадкой, когда мы все же выбрались из кафе, он сказал:

— Ты не понимаешь, но я очень тебя ревную.

— Это повод меня унижать? — ловко отбила мяч я.

— Нет.

Он стоял передо мной, в обеих руках у него были пакеты с алкоголем, с духами, которые я набрала, и сигаретами. Ему должно было исполниться пятьдесят два, и он смотрел на меня как маленький мальчик. Исподлобья и с недоверием. Мальчики всегда так просят прощения. Даже если не у мамы.

— Я люблю тебя, дурак, — сказала я.

Он отвел глаза.

Хургада встретила нас гортанной молитвой, передаваемой по радио. Никто, правда, не падал на колени и не молился. Нас с Гришей посадили на такси, отвезли

в отель, нацепили нам на правые руки браслеты, которые означают, что все еще неделю включено, после чего мы зашли в свой номер, и он заснул, пока я мылась. Еще бы, ему не надо смывать косметику и выпрямлять волосы.

Среди ночи (мой мобильный заряжался на столике перед зеркалом, и я не могла понять, во сколько это случилось) он придвинулся ко мне. Его член был влажным и твердым, он старался втиснуться между моих ляжек. Я впустила его, я почувствовала, как Гриша пальцами правой руки чуть раздвигает кожу в моей промежности, и поняла по его вздоху, что внутри меня горячо, еще как горячо.

Утром мы поели яичницу, тосты с ветчиной и с сыром, выпили по чашечке кофе с молоком, после чего Григорий Иванович сказал:

— Быстро в номер. Я тебя хочу.

Мы трахнулись и потом полтора часа спали.

Я проснулась раньше и, не желая его будить, отправилась на море.

Искупавшись и часик позагорав, я вернулась в номер, но Гриша там отсутствовал. Я долго обследовала лежаки вокруг бассейнов, пока не нашла его в баре. Причем он был прилично пьян и сразу мне сказал:

— Не подходи ко мне!

— В чем дело? — Я подошла и положила руку ему на плечо. Он относился к тому типу мужчин, что краснеют от солнца и уже никогда не приобретают нормального загара. До самого конца отдыха они ходят со своими красными рожами и красными плечами, через день валяясь в номерах, обмазанные кефиром, и хочется воскликнуть: «А какого хуя вы приехали в Египет?!!»

— Саш, — сказал он, скидывая мою руку, — ты хочешь поблядствовать? Ты же за этим сюда приехала? Только непонятно, зачем потащила меня. На тебя все пялятся! Хули ты оделась в эти шорты? И ты начинаешь себе жопу и ляжки намазывать маслом специально, чтобы все эти арабы на тебя пялились?

— Что ты несешь? — вскинулась я.

— Я говорю только о том, как ты намазываешься маслом для загара!

— Твоя жена, наверное, делала это так, что даже арабы отворачивались! За это ты в нее и влюбился!

— Господи! Что ты вообще знаешь о моих с ней отношениях…

— Она тебя никогда не возбуждала! В этом весь секрет. И я хочу понять, как это происходит, как мужчина типа тебя знакомится с женщиной типа нее и понимает, что именно на ней надо срочно жениться! А не на мне, слышишь меня, сука, не на мне — нет! Меня можно просто поебывать время от времени! Потому что я такая, на меня арабы пялятся! И я всех возбуждаю!

— Да потому что я не уверен, что, когда ты выйдешь из дома и пойдешь на работу, ты ни с кем не трахнешься! — заорал Гриша в ответ.

— Это единственный вопрос супружеских отношений?

— Да!

— Тогда я пойду и трахнусь с первым попавшимся арабом, потому что я никому ничего не должна, я не замужем, дорогой.

— Если ты это сделаешь, — говорит он, — то…

— То что?.. — перебиваю его я. — Что же случится?

Он развел руками и сказал фразу, поставившую точку в наших отношениях: