Все дело в отваге
Шрифт:
– Простите, вы сказали «карантин»? – перебил женщину Матвей.
– Дело в том, что любой подобный случай не остается без внимания правоохранительных органов и родственников. Поэтому людей некоторое время держат в деревне, где они проводят время в молитвах и труде. Их в любой момент могут показать полиции и журналистам. При этом никто не скажет, что его удерживают силой. Там используются новейшие технологии оболванивания человека.
– Так где сейчас Катя? – спросил Матвей.
– Она как раз проходит адаптацию, – тихо ответила Элеонора Михайловна. – На Заставе… Это поселение находится на севере от Москвы. Ночь езды на поезде. Изначально
– Вы упомянули фамилию Пономарев, – Матвей потер подбородок. – Нельзя ли поподробнее?
Разговор затянулся до поздней ночи. Матвей и Марта узнали много интересного.
– Что ты по этому поводу думаешь? – спросила девушка Кораблева, когда они вышли из подъезда.
– Думать будем завтра. – Он оглянулся на окна шестого этажа и замер. Там на подоконник выбиралась женщина. Это была Губанова.
– Что она делает? – ужаснулась Марта.
– Пойдем отсюда, – неожиданно принял решение Матвей. – Ей уже не поможешь.
Обхватив голову руками и открыв рот в беззвучном крике, Катя рухнула на колени. Ее сил уже явно не хватало на то, чтобы вынести весь этот кошмар… Она не почувствовала, как неожиданно возникший спаситель схватил ее за запястье, как вынудил встать и, продолжая держать ствол ружья направленным на уцелевшего бандита, стал уводить в глубь леса… В себя она начала приходить, когда мужчина перестал пятиться. Он шел рядом, придерживая молодую женщину за локоть, изредка оглядываясь назад. Ружье нес на изгибе правой руки, чем-то напоминая ей киношного индейца…
– Кто вы? – с трудом ворочая языком, спросила она.
– Человек, – хмыкнул мужчина. – А вы?
– Долгая история, – Катя всхлипнула.
– Кажется, я догадываюсь, – сокрушенно проговорил спаситель.
– Вы из-за меня человека убили, – тоненьким голоском протянула Катя и зарыдала.
– Не человек это вовсе. – Мужчина увлек ее правее, через заросли мелкого березняка. – Выродок… Не реви! – Он тряхнул спутницу за руку. – Ничего с ним не случится. Если бы я его зарядом картечи долбанул или пулей, а то так, крупная дробь. Одежду да кожу попортил… Ему пыжом больше досталось.
Они вышли на лесную дорогу. Катя смертельно устала, но старалась не подавать вида, что ей с трудом дается каждый шаг. Она не хотела быть обузой.
– Как мне вас хоть называть? – спросила молодая женщина, ловя себя на мысли, что у нее даже манера речи поменялась. В другой раз она бы спросила «как вас зовут?».
– Николай Егорович. – Мужчина окинул ее изучающим взглядом. – А вас?
– Катя…
– Как мою дочь, – хмыкнул он.
– А вы эти места хорошо знаете? – спросила Катя.
– Не сказать, чтобы очень, но достаточно, чтобы всегда найти дорогу домой. – Он наконец отпустил ее и забросил ружье за спину. – Глушь здесь почище сибирской будет. Болот и озер много; забредешь не туда, и поминай как звали…
– Я в этом уже убедилась, – с трудом выговорила молодая женщина.
– Давно, значит, от этих недоносков бегаешь? – Николай Егорович испытующе взглянул на нее.
– Третий день. – Катя с трудом перевела дыхание. – Не одна я была…
– Ладно, тут до заимки недалеко осталось, сейчас придем, отдохнешь и все расскажешь, – видя, что спутнице с трудом дается каждое слово, сказал мужчина.
– А нас там не найдут? – вдруг забеспокоилась она.
– Даже если найдут, что с того? – усмехнулся Николай Егорович. – Пугать больше не буду.
…Катя сидела за грубо сколоченным столом с кружкой горячего чая в руках. Бревенчатый домик, который Николай Егорович называл заимкой, был небольшой по размеру. В углу – печь. На подоконнике небольшого оконца – старенький приемник «Альпинист». У стены, на перевернутом вверх дном фанерном ящике, – радиостанция. Рядом – деревянная кровать.
– А вы лесник?
– С чего вдруг решила? – удивился Николай Егорович.
– Не знаю, – Катя пожала плечами. – Вы себя в лесу чувствуете хозяином. Это я сразу заметила. И еще эти двое… Они вас как медведя испугались.
– Нет, не лесник, – вздохнул Николай Егорович. – Но что-то общее с их работой у нас есть. Я охотовед.
– Это вы что же, животных стреляете? – наивно спросила молодая женщина, чем вызвала у своего спасителя улыбку. Раньше Катя не слышала о такой профессии.
– Нет, наоборот, охраняем и следим за рациональным использованием богатств природы. Сам я из Новотроповска, но большую часть времени приходится проводить в лесу, на одной из трех заимок. Это редкая профессия и не терпит людей, которые не любят природу. Знать многое надо. Зоологию, экологию, этологию, зоогеографию, орнитологию, териологию, ботанику… В общем, это только с виду кажется, что бродит по лесу бородатый мужик с ружьем и по следам считает, сколько, например, на его участке кабанов… – Он забросил в печку несколько поленьев, выпрямился, отряхнул руки, прошел к столу и сел напротив Кати. Подвинул ближе к ней алюминиевую тарелку с медом, положил один локоть на стол: – А теперь давай рассказывай, что с тобой, Катюха, приключилось?
Николай Егорович слушал ее сбивчивый рассказ молча. Лишь изредка его брови хмурились, сходясь у переносицы. Когда Катя закончила, он еще некоторое время сидел, глядя куда-то поверх ее головы, потом с шумом встал, прошел из угла в угол, теребя подбородок, снова сел.
– Были у меня подозрения насчет всей этой богадельни, – зло заговорил охотовед. – Знаю я те места. А мне все – община, община, нечего туда соваться… Значит, купил всех Пономарь!
– Кто такой Пономарь? – встрепенулась Катя, почувствовав, что ее спаситель что-то знает о происходящих в этих местах делах.
– Пономарев Иван Николаевич. – Егорыч на секунду задумался, словно восстанавливая в памяти данные на этого человека. – Бывший сотрудник какого-то НИИ, разваленного в девяностых. Это он основал так называемую общину.
– Это и есть Посредник? – одними губами спросила Катя.
– Да, придумал он с одним из своих дружков свою религию. Собрал вокруг себя последователей. Ходили слухи, что все эти несчастные люди безвозмездно отдавали ему свое имущество. Но чтобы потом он так вот поступал с ними, как с той же Василисой, я и предположить не мог. Хотя, – охотовед на секунду задумался, – никто и не помышлял совать нос в его дела. Слишком опасно. Повязано у него все в этих краях.