Все девочки взрослеют
Шрифт:
— Тебе разрешают?
Если я в выходной день хочу посмотреть фильм, мать советует прогуляться или покататься на велосипеде. И предлагает составить мне компанию. Так что я даже не заикаюсь.
— Джой.
Я вздрогнула. Откуда Кара знает мое имя? Ах да, я же сама представилась.
— Здесь на меня всем наплевать, — добавила Кара.
Будь я действительно взрослой, я бы ответила: «Воспитателям не наплевать», или «Родителям не наплевать», или даже «Мне не наплевать». Но у меня еще не было бат-мицвы, так что я просто сказала:
—
Я спросила разрешения у Дебби — та снова разговаривала по телефону и быстро показала мне большой палец, не отрываясь от беседы. Попкорн мы нашли на кухне: зерна в банке, не пакет для микроволновки. Кара подозрительно изучила емкость, отвернула крышку, понюхала, достала зернышко и покатала между пальцами.
Я забрала банку и прочла указания.
— Так, понадобится большая сковорода с крышкой...
— Есть. — Кара погремела посудой и достала из ящика сковородку.
— Растительное масло...
— Верхний шкафчик. Мне не дотянуться.
Я встала на цыпочки и достала масло.
— Соль и сливочное масло.
— Вот и вот, — Кара подала масленку и солонку.
Я налила в сковородку растительное масло, включила газ и подождала, пока сковородка нагреется. Кара стояла рядом и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
— Я однажды делала такой попкорн, — сообщила Кара. — В лагере прошлым летом. Только готовили на костре.
— Получилось?
— Да, было очень вкусно.
Когда масло зашипело, я позволила Каре кинуть в него одно зернышко. Зернышко отскочило и попало ей в лицо.
— Ой! Горячо! — завизжала она, потирая щеку.
— Осторожнее!
Прежде чем она высыпала на сковородку остальные зерна, я заставила ее надеть кухонную рукавицу. Также я притащила стул, чтобы Кара держала сковородку за ручку и помешивала. Сама же растопила сливочное масло в микроволновке, потом высыпала попкорн в миску и полила маслом. Кара размешала соль. Я нашла бумажные салфетки, кувшин какого-то сока и поднос. Мы отнесли все в комнату для отдыха. Кара порылась в стопке ЭУБ и вытащила «Русалочку», которую я смотрела в детстве. Мы сели на диван и поставили миску посередине. Когда подводная ведьма Урсула приступила к коронному номеру, Кара заговорила.
— Гарри.
— Что?
— Моего брата зовут Гарри.
— Ясно.
«Правда, если кто-то в срок расплатиться вдруг не смог, приговор мой был беднягам очень строг», — пропела Урсула.
— Смешно, правда? — Кара не сводила с экрана глаз. — Он ведь лысый, как коленка.
На ее лице играли голубые отблески. Кара механически запускала руку в миску с попкорном и подносила ко рту горсть за горстью.
Я отвернулась. Вдруг она заплачет? Я должна что-то сделать. Но что? И тут я придумала.
— Слушай, — сказала я. — Хочешь примерить самое красивое платье на свете?
25
К первой июньской пятнице установилась непривычно холодная погода. Из Канады налетел циклон, температура понизилась с тридцати до пятнадцати градусов, чуть не погубив мои петунии в ящиках на окне. Ветер кружил по дорожкам зеленые листья. Облака мчались по небу. Я уже ощущала надвигающуюся простуду: першило в горле, слезились глаза. Я выпила пинту воды, кружку настоя шиповника и наелась витамина С. Затем я отыскала рецепт тушеной говядины. Если поспешить, успею купить кусок шеи на рынке, багет, листовой салат и черничный пирог на десерт. Поставлю мясо тушиться и заберу Джой из школы.
Я прижала к бедру корзину чистого белья и отнесла ее в комнату Джой. Распахнув дверь, я увидела, что, несмотря на злость, дочь заправила постель и убрала одежду. Это хорошо. Конечно, она почти не общается со мной последние две недели, но хоть какие-то сдвиги. Я попыталась завести разговор о «Больших девочках». Дала Джой понять, что если она хочет со мной побеседовать, если у нее есть вопросы, если ее что-то волнует... После этого я умолкла и напряженно ждала, едва дыша. Джой посмотрела на меня и вежливо сообщила, что все в порядке.
Я положила стопку нижнего белья и блузок на кровать и открыла шкаф, собираясь повесить джинсы. Оно было там. Розовое. С тонкими лямками. Но ведь на прошлой неделе Элль забрала его и отвезла в Нью-Йорк!
Я минуту таращилась на платье, пытаясь понять, как же оно вернулось, точно котенок из старой детской песенки. Вынув вешалку из шкафа, я поняла, что это другое платье. Не из «Бергдорфа», а из «Мейси». Почти копия, розовое с серебряными блестками.
Через тридцать секунд я сообразила, что случилось, и еще через десять нашла телефон. Брюс Губерман не ответил ни по рабочему номеру, ни по мобильному. К домашнему подошла Эмили.
— Это Кэндейс Шапиро. Брюс дома?
— А о чем пойдет речь? — осведомилась Эмили.
На кончике языка вертелось: «О том, как мы с твоим мужем занимались сексом на подвальной лестнице, пока его родители готовили пасхальный ужин. В общем, о старых добрых временах!» Но я удержалась. И даже отогнала мысль о том, что еще много лет возбуждалась от вкуса харосета[82].
— Речь пойдет о Джой, — пояснила я.
Через минуту к трубке подошел Брюс.
— Привет, Кэнни, — поздоровался он. — Чем могу помочь?
Когда-то мы с Брюсом Губерманом любили друг друга. А потом изо всех сил старались друг друга уничтожить: он при помощи журнальной статьи, я при помощи книги. Перебрасывались словами, точно стрелами с отравленными наконечниками. Теперь у нас по отношению друг к другу остались лишь напускные хорошие манеры и горько-сладкий сумбур прошлого... и Джой. У нас есть Джой.
— Извини, что беспокою тебя дома, — сухо произнесла я. — Хочу поговорить о платье, которое ты купил Джой.
— Я не покупал Джой платья, — удивился Брюс.