Все девочки взрослеют
Шрифт:
— Вот видишь, не так уж страшно, — пробормотала я в ее мокрые волосы.
Когда я подняла глаза, в двери стояла сестра.
— Ты проснулась? — осведомилась она.
— Вроде бы.
Элль прошла по комнате, сбросила шпильки и залезла на кровать рядом с Джой.
— Шикарно, — заметила она, поерзав туда-сюда. — Мягкое изголовье?
— Кажется, да.
— Можно, я ее заберу?
— Заберешь? — удивилась я.
— Ты же все равно купишь новую. Воспоминания и все такое.
— Нет, Элль, — подчеркнуто терпеливо
— Воспоминания маме нужны, — вмешалась Джой.
Слова она произносила приглушенно, в подушку. Подушку Питера.
— Что кому нужно? — В двери появилась мать; из-за ее плеча выглядывала Саманта.
— Твоя дочь уже делит мои земные пожитки, — пожаловалась я.
Элль возмущенно выпрямилась.
— Просто я читала, что иногда после долгого брака осиротевший супруг умирает от горя через несколько дней. Так что я на всякий случай...
— Мама не умрет, — отрезала Джой.
Мое лицо странно дернулось. Я не сразу поняла, что улыбнулась.
— Разве это не со стариками обычно происходит?
— А я о чем! — Сестра закатила глаза.
— Не такая уж я старая, и кровать ты не получишь.
— Отлично. Твое ложе всегда мне нравилось. Подвинься. — Мать решила составить нам компанию, потеснив Джой и Элль, которая отпрянула в ужасе.
— Фу! Прекрати меня трогать! Ты же знаешь, я не люблю, когда меня трогают! — возмущалась сестра.
— Просто здесь становится тесно, — оправдывалась мать.
— Дамы! — произнесла Саманта.
Я выжидающе смотрела на нее. Подруга вздохнула, пожала плечами и поставила колено на самый край кровати — чисто символически, но я оценила этот жест.
— Ладно. — Я перекинула ноги через край кровати. — Пора покинуть гнездо.
Мгновение мне казалось, что пески инопланетной пустыни текут с моих ладоней на пол. «Филадельфия, — строго напомнила я себе. — Вторник. Похороны Питера в половине второго». Я повернулась к Джой.
— Надень серую юбку и блузку поприличней. Босоножки тоже подойдут. Они в шкафу внизу.
Я коснулась пола босыми ногами. Шаг. Другой. Отлично. Не забывать дышать. Я почистила зубы, причесалась, отыскала черный костюм, в котором была на шоу «Сегодня». Помнится, Джой посоветовала приберечь его для похорон. Мы обе оделись и вышли за дверь, хотя мне ужасно хотелось свернуться клубком и завыть в подушку. Я справлюсь, и завтра тоже, и все последующие бесконечные пустые дни. Я не вправе терять голову или спасаться в воображаемой пустыне. Матерям не положено. Я провела пальцами по спутанным волосам. «Ах, Питер», — подумала я.
— Идем, детка, — обратилась я к Джой. — Идем.
Ритуальный зал Гольдштейна на Норт-Брод-стрит был до отказа набит нашими друзьями и коллегами Питера, его немногочисленными родственниками и моими родными. Долорес плакала в комок бумажных салфеток. Доктор Герлах, начальник Питера, приобнял меня за плечи и сказал, что вся больница, вся Филадельфия, все мы понесли тяжелую утрату.
Два ряда занимали толстушки Питера, в том числе миссис Леффертс с дочерью. На трех последних рядах теснились одноклассники Джой. Мальчиков, похоже, смущали рубашки и галстуки, несомненно купленные для бар- и бар-мицв друзей. Девочки в юбках и туфлях на каблуках перешептывались и во все глаза смотрели на Макси, которая в широкополой шляпе проплыла по проходу и села рядом со мной.
Платье Элль было черным и облегающим, но вполне пристойной длины и без декольте. Туфли с закрытым носком, на разумном каблуке. Слезы смыли с глаз краску. Джош был бледен и угрюм в своем сером костюме. Мать в свободном хлопковом платье цеплялась за руку Моны. Рядом с ней находилась Джой. Я села рядом с Джой, а Саманта устроилась за моей спиной. Подруга вытерла глаза и сжала мне руку. Я огляделась.
— Твой парень пришел? — поинтересовалась я.
— Да, он сзади, — Сэм шмыгнула носом.
— Прямо первое свидание.
Я вытянула шею и увидела его: мужчина в темно-синем костюме, со светлыми рыжеватыми волосами поправлял ермолку.
Должно быть, прочли молитвы, хотя я их не помню. Несомненно, не обошлось и без надгробной речи, но ее я не помню тоже. Во время каддиша — заупокойной молитвы — я думала, что, если кто-то нашел мой файл «Кончина Питера», на кладбище нас ждет пылающий погребальный костер и «Many Rivers to Cross». Я держала Джой за руку, раздавала бумажные салфетки всему проходу. Но сама не плакала.
Потом мы с Джой, матерью и Элль вернулись в лимузин. Кто его арендовал? Когда? Понятия не имею. Машина тронулась с места.
— Знаете, Питер мечтал совсем о другом, — заметила я в пустоту, выходя из машины. — Хотел, чтобы его выставили для прощания в «Аполло».
Я напела несколько тактов из «Many Rivers to Cross».
Джой уставилась на меня.
— Что?
— Неважно, — отозвалась я. — Просто мы так шутили. Глупо шутили. Это старая песня.
За окном на фоне безупречно синего неба зеленела листва. Машины мчались в школы и супермаркеты, аптеки и почты. Люди обсуждали свои дела, слушали радио и наслаждались солнцем.
Равви Грюсготт стояла у края прямоугольной ямы и читала каддиш. Все шло своим чередом. Гроб на брезентовых лямках опустили в землю. Затем равви протянула мне лопату. Я помнила ритуал по похоронам отца Брюса.
Нет уж. Ни за что.
— Не могу. — Я вернула лопату.
— Не бойтесь, — шепнула равви.
Она держала лопату в руках и выжидательно на нас смотрела. Обычная садовая лопата с потертой деревянной ручкой и ржавым клинком. Мать тихо застонала и отступила. Элль взяла лопату и бросила на меня вопросительный взгляд. Я пожала плечами. Дочь шагнула вперед и забрала лопату.