Все дороги ведут к тебе

Резник Юлия

Чалый позвонил в домофон, и практически сразу же дверь открылась. Ну, хоть здесь ждать не пришлось. Психотерапевт Лии встречал его в джинсах, вязаном свитере и с чашкой в руках.

– Кофе?
– спросил он вместо приветствия.

– Не откажусь. Черный. Без сахара.

– Так чему обязан?
– спросил Евгений Павлович, когда все церемонии были соблюдены.

Чалый откинулся на спинку стула и, медля с ответом, осмотрелся. Еще в коридоре он понял, что психотерапевт Лии живет довольно неплохо, как для врача. Не настолько хорошо, чтобы купить жилье,

не влезая в ипотеку, но тем не менее... В его квартире был сделан неплохой ремонт, и мебель была тоже не самой дешевой. Впрочем, неудивительно, учитывая то, сколько сам Александр платил за его услуги. Вполне себе европейские цены. В общем, деньги с людей драть по-европейски они научились, а вот научились ли также хорошо работать - вопрос, ответ на который он получит прямо сейчас.

– Меня беспокоит Лия, - наконец выдал Чалый.

Евгений Павлович удивленно приподнял брови:

– Я говорил вам, что мне не нравится ее динамика. При выписке. Если вы помните.

– Да. Склерозом я пока еще не страдаю...

– Тогда я не понимаю.

– А что здесь понимать? Ей все хуже и хуже.

– С чего вы взяли?
– насторожился врач.

– Вы ведь все знаете, так?
– вопросом на вопрос ответил Александр.

– Вы это о чем?
– осторожно поинтересовался Реутов.

– Только давайте не будем устраивать вот эти танцы с бубном! Вы прекрасно понимаете, о чем я спрашиваю.

– Возможно. Но не уверен. Вдруг мои догадки окажутся неправильным? Озвучьте, будьте любезны, что вы имеете в виду?

Чалый скрестил руки на груди. Его взгляд был тяжелым и немигающим, когда он, наконец, посмотрел на Евгения Павловича.

– Так, значит? Хорошо. Тебе ведь известно, почему с Лией случилось то, что случилось, - снова перешел на «ты» Александр.
– Наверное, думаешь, я чудовище? Только плевать мне на это. Плевать! Знаешь, что меня по-настоящему волнует? Не догадываешься? Я сколько денег впарил в лечение Лии? Мммм?

– Не знаю. Эти данные можно уточнить в бухгалтерии.
– Евгений Павлович вальяжно откинулся на стуле, все так же сжимая чашку в руках.

– А я знаю. И это непозволительно много, учитывая полное отсутствие результата.

Невозмутимость Реутова дала трещину. Он встал со своего места, нервным жестом схватил со стола чашку, с громким стуком сунул ее в посудомойку.

– Вы думаете, это так просто? Так просто заставить человека жить?! Собрать в одно целое то, что давным-давно разрушено?
– негромко спросил Евгений Павлович, не глядя на Чалого. А тот, опустив голову к плечу, сверлил взглядом его спину. В глубине души Александр не мог не понимать, что в словах психотерапевта Лии была большая доля истины. Но это не означало, что он был готов к тому, что эту истину ему в лоб озвучат.

– А не преувеличиваете ли вы, доктор?

Евгений Павлович, наконец, обернулся. И так он на Чалого посмотрел... Как на душевнобольного. Правда. Чалый стиснул челюсти. Ладони, спрятанные в подмышках, сжались в кулаки.

– Она сломлена. Полностью сломлена. Мы стараемся. Оба. И, поверьте, прикладываем максимум усилий. Лия не просто пациент... Она достойная женщина, которой я всей душой хочу помочь.

Пальцы в кулаках хрустнули:

– Ах, значит, достойная женщина?
– ласково уточил Чалый.

Реутов вскинул голову:

– Не понимаю, почему вас это удивляет. Вы, как никто, должны ее знать.

– Я-то знаю... А вот ты, Евгений Павлович, губу закатай.

– Да, как вы смеете? Она мой пациент...

– Ты меня понял!
– не дал договорить Реутову Александр, и себе вскакивая на ноги. От одной только мысли, что этот... приблизится к Лие... От одной только чертовой мысли... Свет мерк перед глазами. Свет... мерк.
– Даже думать о ней не смей. Даже взглядом не задерживайся.

– Я не верю своим ушам! Вы... Вы искалечили ее! Разобрали на атомы, и даже их отравили! Как мы можем говорить о выздоровлении Лии, если вы все так же держите ее на коротком поводке? Манипулируете ею?! Она для вас вообще - человек? Или бесправное домашнее животное?! Поймите же вы! Лия никогда не поправится под вашим колпаком. Знаете, как она вас называет? Знаете?! Своим главным травмирующим фактором!

– Замолчи...

– А разве вы не за этим приехали? Вы ведь хотели обсудить состояние здоровья вашей БЫВШЕЙ жены?!

– Я хочу ей помочь!
– проорал Чалый.

– Тогда отпустите! Позвольте ей жить своей жизнью, видеться с сыном, избавьте ее от вашего присутствия. Вы делаете только хуже! Она... не переносит вас.

– Что за бред?

– Ее тошнит от вашего вида. Обычная психосоматика.

Теперь пришел черед Александра поворачиваться к собеседнику спиной. Перед глазами встала картинка из недавнего прошлого. Лия в его руках: «Меня сейчас вырвет... Уйди... Уйди. Мне нужно несколько минут... Уйди, пожалуйста... Уйди... Меня тошнит от твоего запаха. Просто уйди... и мне станет получше». Уйди... Уйди... Уйди!

– Я прослушиваю записи наших бесед ежедневно... Ломая голову, что еще предпринять, но... Пока вы рядом - все бесполезно.

Чалый на мгновение замер. Медленно поднял руку. Растер ноющую шею, и будто бы невзначай поинтересовался:

– Какие записи?

– Конечно же, записи наших разговоров с пациентом. Да, вы не волнуйтесь. Это обычная практика. Таким образом врач страхуется на случай, если что-то упустит при разговоре. Какой-то важный момент...
– пояснил Евгений Павлович и, не удержавшись, съязвил.
– Я не стану вас ими шантажировать...

Но Чалый даже не отреагировал на его выпад. Он уже целиком и полностью сосредоточился на другом. На записях... На чертовых записях разговоров Лии со своим психотерапевтом.

– А встречи с сыном? Они благотворно влияют на Лию?

– Сейчас - нет. На данный момент их общение выступает как раз в роли дополнительного травмирующего фактора. К Лие Марсовне приходит горькое осознание того, как много она упустила. Ее преследует чувство вины. Но, конечно, со временем, радость от воссоединения с сыном возымеет свой эффект.