Всё хоккей
Шрифт:
— А, это ты пацан! Давно не заглядывал!
— К сожалению. Иначе бы это безобразие так долго не продолжалось!
— Ты чё, какое безобразие! Тебе какое дело, ты, рожа! — он принял соответствующую стойку, выставив плечо вперед.
Я было собирался ему ответить, сжал кулаки, но услышал знакомый голос.
— Виталий! Как я вам рада! — Надежда Андреевна легко сбежала с крыльца и подбежала ко мне.
Я протянул ей астру.
— Вас не узнать.
Ее действительно было не узнать. Нет, она не превратилась вновь
— Вы так давно не появлялись, — улыбнулась она.
Вообще передо мной стояла совсем другая женщина. Милая, приветливая, обаятельная и какая-то очень по-женски трогательная. И я подумал, что теперь, именно теперь в нее можно влюбиться. Раньше я более чем в этом сомневался и даже мысленно сочувствовал Смирнову. Он прожил с серой мышкой, тенью. А сейчас… Она была очень яркой, не косметикой, не вульгарным нарядом. Она просто светилась изнутри. И я очень был за нее рад. А может, просто во всем виновата природа? Но я вновь ошибся. Природа может многое, но не все. На все способна любовь.
— А я, Виталий, вышла замуж, — она вновь как-то умиротворенно улыбнулась.
— Я очень за вас рад. Искренне рад. Вы имеете право на счастье.
— Я очень была счастлива с Юрой. Но… Он давил на меня. Он хотел видеть меня такой, какой я была. Я больше жила с ученым. А теперь… Теперь я просто счастлива. Я живу с человеком.
— Я уверен, он вас достоин. Вы так похорошели. Только достойный человек способен перевернуть и внешность, и сознание, и даже возвратить молодость.
— Я сейчас вас познакомлю. — Надежда Андреевна обернулась и громко позвала мужа, — Юра! Юра!
Я вздрогнул. Мне на секунду показалось, что в жизни возможно все. Раз в смерти возможно, то почему бы и нет? И сейчас, вон из того дерева покажется лысый человек в очках и с тросточкой и я протяну ему руку. И все остальное мне покажется всего лишь кошмарным сном. Или чудом, которое непременно в жизни возможно.
— Вы вспомнили Юру? — мягкий голос Надежды Андреевны тихонько подкрался к моим мыслям и разгадал их. — Мне тоже было приятно, что моего нового мужа зовут Юра. Вы знаете, я однолюбка. И имя… Многое сыграло в моем решении. Юра! — вновь крикнула она. — Он, наверное, в беседке.
Мы пошли по выложенной камешками дорожке прямиком к белоснежной беседке. Мимо молодых деревцев, На которые еще робко, с непривычки приседали воробьи и тут же испуганно взлетали. Мимо желтеющей травы, в которой затерялись васильки и ромашки.
Он, наверное, работает, подумал я про себя. Может быть, не только имя совпало. И профессия, хотя бы приблизительно, и внешность, хотя бы приблизительно, и характер, хотя бы приблизительно. Уж на это судьба точно способна. И много чуда здесь не понадобиться.
Мы вошли в беседку, которая по-прежнему была безвкусно оборудована, помнится, в стиле Макса. Здесь на бархатном стуле восседал Золотой зуб. И улыбался. Если можно представить себе улыбающегося бегемота на троне, или крокодила, то он был передо мной. И я застыл на месте, глядя на сверкающий в солнечных лучах зуб.
— Это мой муж — Юра, — Надежда Андреевна так мягко так нежно улыбалась этому бегемоту, а мне по-прежнему так хотелось ему врезать.
Бегемот потянул мне свою лапу. Мне ничего не оставалось, как ее пожать. Я у него был в гостях.
— А как же Тамарка? — вдруг неожиданно вырвалось у меня.
Странно, бывает, что какие-то мелочи, которые ты, казалось, позабыл, навеки врезаются в память. И я даже вспомнил имя жены Бегемота, и все, что о ней говорил тот.
— Извините, не хотел, — я повернулся к Смирновой.
— Ничего страшного, — так же мягко улыбнулась она. Так же умиротворительно до сонливости.
— Да сбежала от меня эта бабенка, — Золотой зуб вздохнул так, как могут вздыхать бегемоты. — Леший с ней. Вот Надюшка, это да!
И Золотой зуб умудрился ущипнуть Смирнову за бедро. И та в ответ только счастливо потупила глазки. «Черт бы их побрал!» — ругнулся я про себя. Мне-то какое дело! И я, сославшись на деловую встречу, поспешил откланяться. И дал слово, что моей ноги больше не будет здесь. Не хочу даже думать, как спит на розовых перинах это мурло и нежится в белоснежной ванне с пеной. И восседает на троне в белоснежной беседке. Бедный Смирнов! Он бы такого не пережил точно.
Едва я вышел за ворота, и успел лишь вдохнуть сосновый свежий воздух, меня нагнала Надежда Андреевна.
— Виталий, погодите, — она протянула мне ярко красный пакет.
— Что это? — нахмурился я.
— Это Юра вам передал. Он сам такие малосольные огурчики делает, пальчики оближите, честное слово! А еще… Еще тут водка, это тоже Юра делает, на березовом соке и листьях малины. Замечательное сочетание. Пожалуйста, возьмите. И еще котлеты… Помните? Это уже от меня. Спасибо вам за все…
За что? За то, что я убил ее мужа. И она теперь может наслаждаться любовью с этим мордоворотом? Ну и сюрпризы подкидывает жизнь. Мне было легче представить воскресшего Смирнова, нежели Золотого зуба в роли ее мужи.
Надежда Андреевна умоляюще смотрела на меня. Она была такой трогательной в этом спортивном костюме, и такой счастливой. И я не мог отказать.
— Спасибо.
— Вы меня осуждаете?
— Осуждаю? — я искренне удивился. И вдруг подумал, что давно уже разучился осуждать. — Нет, я просто не понимаю.
— Я и сама не понимаю. Но я счастлива. Разве этого мало, чтобы меня оправдать?
— Кому оправдать? Зачем? Не перед кем не нужно оправдываться, Надежда Андреевна. За счастье не оправдываются. Его всегда так не хватает. Нужно только благодарить за него.