Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
— Оно лишено предметности, — пыталась объяснить она. — Его нельзя обойти или пройти под ним.
Вокруг нее копошились люди. Кто-то держал ее за руку. Она проследила за этой рукой и увидела лицо — Данкан Айдахо! Его глаза… неправильные, но это Данкан — мужчина-ребенок-старик… мужчина-ребенок-старик… Каждая черточка лица выдает его тревогу за нее.
— Данкан, не бойся, — прошептала она.
Он кивнул, продолжая держать ее за руку: — Лежите спокойно.
И подумал: «Она не должна умереть! Не должна!!!» Он покачал головой. Такие мысли противоречат логике момента. Смерть необходима, чтобы жизнь могла продолжаться.
«Гхола любит меня», — подумала Алия.
Эта мысль стала прочной скалой, за которую она смогла ухватиться. Знакомое лицо, знакомая комната за ним. Она узнала одну из спален в крыле Пола.
Какой-то человек что-то делал с трубкой в ее горле. Она боролась с тошнотой.
— Мы успели вовремя. — Алия узнала голос семейного врача. — Надо было позвать меня раньше. — В его голосе звучало подозрение. Она чувствовала, как трубка выскальзывает из ее рта — змея, блестящая нить.
— После укола она заснет, — сказал врач. — Я пришлю ее адъютантов. — Я побуду с ней, — сказал гхола.
— Не нужно!
— Останься… Данкан, — прошептала Алия.
Он погладил ее руку, чтобы показать, что слышит ее просьбу.
— Миледи, — сказал врач, — будет лучше, если вы…
— Не говорите мне, что лучше, — выдохнула она. Горло ее болело от каждого произнесенного ею звука.
— Миледи, — в голосе врача звучал упрек, — вы ведь знаете, как опасно принимать слишком много меланжа. Могу только предположить, что кто-то дал вам его без…
— Вы дурак! — прохрипела она. — Хотите лишить меня видения? Я знала, на что шла. — Она приложила руку к горлу. — Уходите же отсюда! Немедленно! Врач выплыл из поля ее зрения со словами:
— Я сообщу вашему брату.
Она позволила ему уйти, перенеся все свое видение на гхолу. Теперь оно лежало ясно в ее сознании. Она чувствовала, как движется гхола во Времени. Он больше не был загадочной фигурой.
«Он — суровое испытание, посланное мне, — подумала Алия. — В нем опасность и спасение».
И она вздрогнула, зная, что имела видение, которое было и у ее брата. Нежелательные слезы жгли ей глаза. Она резко повернула голову. Никаких слез! На них тратится драгоценная влага, и, что гораздо хуже, они искажают поток видения. Пола нужно остановить! Один раз, только один раз она пересекла Время там, где проходил он. Напряжение и изменчивость больше не позволят этого. Нить Времени проходит сквозь ее брата, как луч света через миг времени. Он стоит в фокусе и знает это. Он собрал все линии и не позволит им ускользнуть или измениться.
— Почему? — пробормотала она. — Из ненависти? Он ударил Время, потому что оно причинило ему боль? Или… что?..
Хейту показалось, что он слышит свое имя.
— Миледи?
— Если бы я могла выжечь это в себе! — воскликнула Алия. — Я не хочу отличаться от других.
— Пожалуйста, Алия, — бормотал он. — Вам нужно уснуть.
— Я хочу уметь смеяться, — прошептала она. — Слезу катились по ее щекам. — Но я сестра Императора, которому поклоняются, как Богу. Люди боятся меня. Я не хочу, чтобы меня боялись.
Он вытер слезы с ее лица.
— Я не хочу быть частью истории, — шептала она. — Я хочу быть любимой… и любить.
— Вы любимы.
— Ах, верный, верный Данкан.
— Пожалуйста, не зовите меня так.
— Но это так. А верность — ценный товар. Ее можно продать, но купить нельзя.
— Мне не нравится ваш цинизм.
— Будь проклята твоя логика! Это правда!
— Спите!
— Ты любишь меня, Данкан?
— Да.
— Может, это ложь, в которую легче поверить, чем в правду? — спросила она. — Почему я боюсь поверить тебе?
— Вы боитесь моих отличий, как и своих.
— Будь мужчиной, а не ментатом!
— Я ментат, и мужчина.
— Ты сделаешь меня своей женщиной?
— Я сделаю то, чего потребует любовь. — И верность?
— И верность.
— Вот этим ты и опасен, — сказала она.
Ее слова обеспокоили его. Ни следа этого беспокойства не отразились на его лице, ни одна мышца не дрогнула, но она знала: ведь это беспокойство было в видение. Она чувствовала, что утратила часть видения, но кое-как из будущего помнила.
— Данкан, не давай мне уходить, — прошептала она.
— Спите. Не боритесь со сном, миледи.
— Я должна… должна. Он — наживка в собственной ловушке. Он слуга силы и ужаса. Насилие… обожествление — это тюрьма, в которую он заключен. Он потеряет все. Его разорвут на части.
— Вы говорите о Поле?
— Его влечет к самоуничтожению, — хрипела она, изгибая шею. — Слишком велика тяжесть, слишком много горя. Его уводят от его любви. — Она опустилась на кровать. — Создают вселенную, где он не позволит себе жить. — Кто это делает?
— Он сам! О, в нем так много всего, хотя он всего лишь часть рисунка. И слишком поздно… слишком поздно…
Говоря это, она чувствовала, как сознание опускается слой за слоем. Тело и мозг разделились и слились в вихре прошлых видений… движущихся… сменяющихся… Она чувствовала биение сердца зародыша, ребенка будущего. Меланж все еще владел ею, заставляя плыть во Времени. Она знала, что видит жизнь еще не зачатого ребенка. Но одно было ей известно точно — этому ребенку уготовано такое же ужасное пробуждение, как и ей самой. Он будет сознательным и мыслящим существом еще до рождения.
Глава 22
«Существуют пределы силам, которые можно применить без риска самоуничтожения. Знание этих пределов — истинное искусство правления. Неправильное использование силы смертный грех. Закон не может быть орудием мести, не может быть обращен против мучеников, которых он сам же создает. Нельзя угрожать индивидууму и избежать последствий».
«Закон Муад Диба». Комментарии Стилгара.
Чани смотрела на утреннюю пустыню с утеса, расположенного невдалеке от съетча Табр. На ней не было стилсьюта, и от этого она чувствовала себя беззащитной перед пустыней. Вход в съетч находился чуть сзади и выше нее. Пустыня… пустыня… Она чувствовала, что пустыня всюду следует за ней. Возвращение к пустыне — это не возвращение домой. Просто она повернула, чтобы увидеть то, что всегда было с ней.