Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
— Я настаиваю, чтобы ты объяснил, — сказала Джессика и потрогала отравленную иголку, запрятанную в складках ее платья. Это был Гом Джаббар, игла с настолько быстродействующим ядом, что малейшее прикосновение ее убивало свою жертву в течение нескольких мгновений. Она подумала: «Они предупреждали меня, что, возможно, мне придется воспользоваться ею». От этой мысли рука ее задрожала, и она была благодарна за то, что могла спрятать руки под складками одежды.
— Очень хорошо, — вздохнул он. — Во-первых, что касается Времени: нет различия между десятью тысячами лет и одним годом; нет разницы между сотней тысяч лет и ударом сердца. Никакой разницы. Это первое, что касается Времени. И второе: «вся Вселенная со всем его Временем находится внутри меня».
— Что за чепуха! — сказала она.
— Ты так думаешь? Ты не понимаешь. Я попытаюсь объяснить иначе. — Мы идем вперед, мы возвращаемся назад.
— Эти слова ничего не объясняют.
— Это верно, — сказал он. — Есть вещи, которые невозможно объяснить словами. Ты должна почувствовать их без слов. Но ты для этого не готова, это все равно, что ты смотришь на меня и не видишь меня.
— Но… я смотрю на тебя в упор. Разумеется, я вижу тебя! — Она посмотрела на него. Его слова отражали знание Кодекса Дзэнсунни, как ее учили в школе Бене Джессерит: играй словами, чтобы ввести в заблуждение собеседника.
— Некоторые вещи происходят вне твоего контроля, — сказал он.
— Так это объясняет, что… что совершенство недосягаемо для других людей?
Он кивнул.
— Если отложить срок старости или смерти с помощью применения меланжа и изучения регулирования баланса организма, чего так боится Бене Джессерит, то эта отсрочка только вызывает иллюзию контроля. Идешь ты через съетч быстро или медленно, все равно ты пересекаешь его. И это прохождение времени ощущается внутренне.
— Почему ты так играешь словами? От этой чепухи я отказалась задолго до рождения твоего отца.
— Слова! Слова!
— Ах, ты очень близка!
— Ха!
— Бабушка!
— Да!
Он долго молчал. Потом сказал:
— Ты понимаешь? Ты можешь ответить как самой себе. — Он улыбнулся ей. — Но ты не можешь видеть за тенями. Я здесь. — Он снова улыбнулся. — Мой отец подошел к этому очень близко. Когда он жил, то жил, но когда он умер, то имел неосторожность умереть.
— Что ты говоришь?
— Покажи мне его тело!
— Ты думаешь, этот Проповедник..
— Может быть, но даже если это так, то это не его тело.
— Ты ничего не объяснил, — обвинила она.
— Как я и предупреждал тебя.
— Тогда почему…
— Ты спрашивала. Тебе надо было показать. Теперь давай вернемся к Алии и ее планам похищения…
— Ты планируешь что-то невообразимое? — требовательно спросила она, держа наготове отравленную иглу под одеждой.
— Ты хочешь быть исполнителем ее приговора? — В ответ спросил он, и на этот раз его голос был необычно мягок. Он указал на руку, спрятанного под одеждой; — Ты думаешь, она допустит это? Или ты думаешь, я это допущу? У Джессики перехватило горло от волнения.
— Отвечаю на твой вопрос, — сказал он. — Я не насколько глуп. Но я потрясен тобой. Ты осмелилась осуждать Алию. Конечно, она нарушила запреты Бене Джессерит! А чего ты ожидала? Ты бросила ее здесь, в качестве королевы! Все, что ей досталось от этой власти! Поэтому ты вернулась на Келадан, чтобы залечить свои раны в руках Гурни. Достаточно хорошо. Но кто ты есть, чтобы судить Алию?
— Я говорю тебе, я не хочу…
— Ах, замолчи! — Он отвернулся от нее в негодовании. Но его слова были восприняты так, как это делалось Бене Джессерит, — контролирующей Голос.
Она молчала, как-будто чья-то рука сжала ей горло. Потому подумала: «Кто бы знал, что меня можно сразить Голосом лучшим, чем этот?» Это было смягчающим аргументом, который облегчил ее раненые чувства. В то время, как она много раз использовала Голос против других, она никогда не думала, даже в школьные дни, что сама поддастся ему…
Он повернулся к ней.
— Я сожалею. Я лишь узнал, как слепо ты можешь реагировать, когда… — Слепо?! Я?! — Это вывело ее больше из себя, чем Голос, который он использовал против нее.
— Ты, — сказал он. — Слепо. Если в тебе осталась хоть капля честности, ты признаешь свои собственные реакции. Я называю твое имя, и ты говоришь: «Да». Я заставляю тебя молчать. Я пробуждаю в тебе мифы Бене Джессерит. Посмотри, каким образом тебя учили. Это, по крайней мере, что-то, что ты можешь сделать для своей…
— Как ты осмеливаешься? Что ты знаешь о… — Ее голос сорвался. Конечно, он знал.
— Посмотри внутрь, я говорю! — Его Голос повелевал.
И снова этот Голос подчинил ее. Она почувствовала учащенное дыхание, страсти ее улеглись. Широко раскрыв глаза, в каком-то шокирующем состоянии она поняла, что ее тело подчиняется командам. Медленно она восстановила в себе равновесие. Этот неребенок играл ею, как будто в его руках был прекрасный инструмент.
— Теперь ты знаешь, как глубоко — погрязла во всех условностях Бене Джессерит, — сказал он.
Она смогла только кивнуть. Лито вынудил ощутить ее физическую вселенную прямо на ее лице. «Покажи мне — тело!» Он показал ей ее собственное тело, как будто оно было новорожденным. Никогда в жизни она не ощущала такой неуверенности в себе.
— Ты позволишь себя похитить, — сказал Лито.
— Но…
— Я не собираюсь спорить по этому поводу, — сказал он. — Ты позволишь это. Думай, что эта команда идет от твоего Герцога. Ты увидишь цель тогда, когда все будет сделано. Ты встретишься с очень интересным учеником.
Лито стоял, покачивая головой. Потом сказал:
— Некоторые действия имеют конец, но не имеют начала; некоторые начинаются, но не кончаются. Все зависит от того, где стоит наблюдатель.
– Он повернулся и вышел из ее апартаментов. Во второй комнате, Лито встретил Ганиму, спешащую в их собственные комнаты. Она остановилась, когда увидела его, и сказала:
— Алия занята Собранием Верующих. — Она вопросительно посмотрела в коридор, который вел в покои Джессики.
— Сработало, — ответил Лито на ее немой вопрос.