Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
— До испытания Сионы?
Лето мгновение помолчал.
— Нет. Что ты собираешься делать с Дунканом?
— Что вы хотите, чтобы я сделал, господин?
— Я говорил ему, чтобы он не встречался с Нори, избегал ее. Я сказал ему, что это приказ.
— Он симпатизирует ей, господин, и ничего более.
— Но почему она симпатизирует ему?
— Он гхола. У него нет связи с нашим временем, нет корней.
— У него такие же глубокие корни, как и у меня.
— Но он не знает этого, господин.
— Ты споришь со мной, Монео?
Монео отступил на полшага, прекрасно сознавая, что это не избавляет его от опасности.
— О нет, господин, но я всегда пытался правдиво сообщать вам о том, что происходит.
— Это я скажу тебе, что происходит. Он ухаживает за ней.
— Но это она инициатор встреч, господин.
— Значит, ты знал об этом!
— Я не знал, что вы запретили эти встречи, господин.
Лето задумчиво проговорил:
— Он умеет вести себя с женщинами, Монео, очень хорошо умеет. Он заглядывает им в душу и заставляет делать то, что он хочет. Все Дунканы отличались этим умением.
— Но я действительно не знал, что вы запретили им встречи, господин, — голос Монео стал резким и скрипучим.
— Он опаснее всех других, — продолжал Лето. — Ужасное время мы переживаем.
— Господин, тлейлаксианцы не могут предоставить вам его преемника в настоящее время.
— Нам нужен этот Дункан?
— Вы сами об этом говорили. Это парадокс, который я не в силах понять, но вы действительно говорили это.
— Сколько времени им понадобится, чтобы изготовить следующего?
— По меньшей мере год. Надо ли мне узнать точную дату?
— Сделай это сегодня.
— Он может услышать об этом, как предыдущий Дункан.
— Я не хочу, чтобы это случилось, Монео.
— Понимаю, господин.
Я не осмелюсь говорить об этом с Нори, — сказал Лето. — Дункан не для нее. О, я не могу обидеть ее! — Последние слова прозвучали почти жалобно.
Монео пребывал в благоговейном молчании.
— Разве ты не видишь это сам? — спросил Лето. — Помоги мне. Монео.
— Я вижу, что Норм не такая, как другие, — ответил Монео, — но что я могу сделать?
— В чем заключается разница? — голос Лето пронзил мажордома насквозь.
— Я имею в виду, что вы относитесь к ней не так, как к другим. Я никогда не видел, чтобы вы так относились к людям.
Монео успел заметить первые признаки — подергивания рук и появление блеска в глазах. Боги! Червь! Монео почувствовал себя абсолютно беззащитным. Одно движение хвоста — и Лето раздавит Монео. Надо воззвать к его человеческой сути, подумал мажордом.
— Господин, — заговорил он, — я читал и слышал от вас о вашем браке с вашей сестрой Ганимой.
— Если бы она сейчас была здесь со мной, — произнес Лето.
— Она же никогда не была вашей подругой, господин.
— Куда ты клонишь? — спросил Император.
Подергивания рук превратились в ритмичную вибрацию.
— Она была… Я хочу сказать, что она была подругой Харка аль-Ада.
— Конечно, была! Все Атрейдесы происходят от этой пары.
— Может быть, вы чего-то не рассказали мне, господин? Возможно ли… чтобы Хви Нори… может быть, она была вашей подругой?
Руки Лето затряслись так сильно, что Монео усомнился в том, что их обладатель не подозревает об этом. Большие синие глаза горели хищным пламенем.
Монео попятился к дверям на лестницу, ведущую прочь из опасного места.
— Не спрашивай меня о возможностях, — голос Лето прозвучал глухо, словно откуда-то из глубин прошлого, в котором блуждала сейчас его душа.
— Никогда больше, господин, — промямлил Монео, кланяясь и отступая к выходу. — Я поговорю с Нори, господин… и с Дунканом.
— Делай, что можешь, — голос Лето опять донесся in одному ему доступных глубин.
Монео, крадучись, выскользнул из зала. Он плотно закрыл дверь и, дрожа, прижался к ней спиной. Ах, как близко это было!
Однако парадокс оставался. На что он указывает? Каково значение странных и болезненных решений Бога-Императора? Что задумал Бог, который Червь?
Из зала Лето послышались глухие удары, сотрясавшие каменную кладку стен. Монео не осмелился открыть дверь, чтобы посмотреть, что происходит внутри. Он отошел от двери и начал спускаться вниз по лестнице, не смея вздохнуть до тех пор, пока не достиг первого этажа, где его встретила Говорящая Рыба.
— Он обеспокоен? — спросила женщина.
Монео кивнул. Сверху продолжали доноситься ритмичные удары.
— Что его так встревожило? — не отставала охранница.
— Он Бог, а мы смертны, — ответил Монео. Этот ответ обычно удовлетворял женское любопытство гвардейцев, но теперь их обуревали иные чувства.
Женщина посмотрела на него, не отводя взгляд, и Монео увидел, что к мягким чертам лица откуда-то изнутри подступила суть натасканного убийцы. Это была сравнительно молодая женщина с вздернутым носиком и полными чувственными губками, но сейчас в ее глазах застыло такое выражение, что только глупец смог бы отважиться повернуться к ней спиной.
— Это не я встревожил его, — ответил Монео.
— Конечно, не вы, — согласилась она, и лицо ее немного смягчилось. — Но я все же хотела бы знать причину, которая его так расстроила.
— Думаю, что он проявляет нетерпение перед свадьбой, — сказал Монео. — Думаю, что в этом вся причина.
— Так поторопитесь с бракосочетанием! — воскликнула женщина.
— Именно этим я и занимаюсь, — ответил Монео и заторопился к выходу. Боги! Говорящие Рыбы становятся столь же опасными, как и Бог-Император.