Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
Гхола?
Он стал шарить в библиотеке в поисках более подробных объяснений этого странного слова. Гхола. Библиотека предложила ему лишь самые скупые сведения: «Гхолы — люди, выведенные из кадавровых клеток в акслольтных чанах Тлейлакса».
Акслольтные чаны?
— «Тлейлаксанское устройство для воспроизведения живого человеческого существа из клеток кадавра».
— Опиши гхолу, — потребовал он.
— «Невинная плоть, опорожненная от всех воспоминаний своего исходного „я“.
«Акслольтные чаны».
Данкан научился читать между строк, открывать недосказанное людьми Оплота. На него снизошло озарение. Он знает! Ему только десять лет, а он уже понял!
«Я — гхола».
К концу дня в библиотеке вся эзотерическая машинерия вокруг отступила на задний план его восприятии. Десятилетний мальчик безмолвно сидел перед сканером, крепко вцепившись в знание о самом себе.
Я — гхола.
Он не мог припомнить акслольтные чаны, где его клетки развивались до уровня новорожденного. Его первые воспоминания — Гиэза, берущая его из колыбели, живой интерес во взрослых глазах, который очень скоро истаял до настороженности и скрытной сдержанности.
Это было, как если бы вся информация, которую ему с таким скрипом удавалось вытягивать из людей Оплота и материалов библиотеки, обрела наконец единый фокус — Он Сам.
— Расскажи о Бене Тлейлаксе, — потребовал он от библиотеки.
— «Это народ, самоподразделяющийся на Лицевых Танцоров и Господинов. Лицевые Танцоры — бесплодные мулы и подчинены Господинам».
«Почему они со мной это сделали??
Информационные устройства библиотеки стали внезапно чуждыми и опасными. Он боялся не того, что его вопрос опять наткнется на глухую стену, но того, что получит ответы.
«Почему я настолько важен для Шванги и других??
Он почувствовал, что с ним сделали что-то неправильное, даже Майлз Тег и Патрин. Разве это правильно — брать клетки человека и производить гхолу?
С огромным колебанием он задал следующий вопрос:
— Может ли гхола когда-либо вспомнить, кем он был?
— «Это осуществимо».
— Как?
— «Психологическая идентификация гхолы через пробуждение тех или иных глубинно сохраняемых рефлексов его исходного „я“, которую возможно спровоцировать нанесением травмы.
Вообще никакой не ответ!
— Но как?
Здесь вмешалась Шванги, без уведомления войдя в библиотеку. Значит что-то в его вопросах пробудило ее тревогу!
— Со временем тебе все станет ясно, — сказала она.
Она разговаривала с ним свысока! Он ощутил в этом несправедливость, и отсутствие правды. Что-то внутри его говорило, что в его неразбуженном человеческом «я» больше мудрости, чем в тех, кто притворялись, будто они выше его. Его ненависть к Шванги достигла нового накала. Она была воплощением тех, кто терзал и доводил его до отчаяния, отказываясь отвечать на вопросы.
Теперь, однако, у него разгорелось воображение. Он способен вернуть себе свою исходную память! Он ощущал, что это правда. Он вспомнит своих родителей, свою семью, своих друзей, своих врагов. Он спросил об этом Шванги:
— Вы произвели меня из-за моих врагов?
— Ты уже научился молчанию, дитя, — полагайся на это знание.
«Очень хорошо, вот так я и буду сражаться с тобой, проклятая Шванги, — буду молчать и учиться, не покажу тебе, что по-настоящему чувствую».
— Ты знаешь, — сказала она, — по-моему, мы воспитываем стоика.
Она ему покровительствует! Он не желал, чтобы ему покровительствовали, он желал сражаться с ними со всеми — вооружаясь молчанием и наблюдательностью. Данкан убежал из библиотеки и закрылся в своей комнате.
В последующие месяцы он получил множество подтверждений, что является гхолой. Даже ребенок понимает, когда жизнь вокруг него идет необычным порядком. Случалось, он видел других смеющихся и перекликающихся детей, гуляющих за стенами по окаймлявшей Оплот дороге.
Он нашел в библиотеке рассказы о детях. Взрослые не приходили к этим детям и не загружали их суровыми тренировками, которыми обременяли его. У других детей не было Преподобной Матери Шванги, которая постоянно бы вмешивалась даже в мелочи их жизни.
Его открытие повлекло за собой еще одну перемену: Гиэза была отозвана и не вернулась.
«Она не должна была допускать, чтобы я узнал о гхолах».
Правда была сложней — как объяснила Шванги Лусилле, когда они в день приезда Лусиллы наблюдали за Данканом с галереи.
— Мы знали, что наступит неизбежный момент. Он узнает о гхолах, начнет целенаправленно выспрашивать.
— Самая пора была, чтобы все его образование взяла на себя полная Преподобная Мать Гиэза.
— Ты сомневаешься в моем суждении? — огрызнулась Шванги.
— Разве твое суждение столь совершенно, что в нем никогда нельзя усомниться? — мягкое контральто Лусиллы отвесило этот вопрос, как пощечину.
Шванги почти минуту сохраняла молчание, затем проговорила:
— Гиэза находила гхолу очаровательным ребенком. Она плакала и говорила, что будет тосковать без него.
— Разве ее не предупреждали насчет этого?
— У Гиэзы не было нашей подготовки.
— Тогда-то ты и заменила ее на Тамалан. Я не знаю Тамалан, но, предполагаю, она весьма стара.
— Весьма.
— Какова была его реакция на устранение Гиэзы?
— Он спрашивал, куда она делась. Мы не ответили.
— Как обстоит дело с Тамалан?
— На третий день пребывания с нею, он очень спокойно сказал: «Я тебя ненавижу. Ты именно этого и рассчитывала добиться??
— Так быстро!
— Как раз сейчас он наблюдает за тобой и думает: «Я ненавижу Шванги. Придется ли мне возненавидеть и эту новенькую?» А еще он думает, что ты не похожа на других, старых ведьм. Ты молода. Он поймет, что это наверняка важно.