Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
Долгое время они пробирались через небольшие замершие водные потоки, равнины. Свет ранних лун Гамму периодически проникал сквозь укрывавшие их леса. Они выбрались, наконец, на невысокий холм, откуда открывался вид на заброшенную, поросшую кустарником, землю, всю серебряную в лунном свете от снежного покрова. Они спустились в эту кустарниковую поросль. Кустарники, хоть и вдвое выше роста проводника, так грузно изгибались над звериными тропами, что образовывали проходы лишь чуть больше тоннеля, из которого они начали свое путешествие. Здесь было теплей, тепло исходило от груд компоста. Почти никакого света не достигало земли, губчато-вязкой из-за сгнившей растительности. Данкан вдыхал грибковые запахи разлагающейся растительной жизни. Очки ночного видения показывали ему казавшееся бесконечным повторение толстых густых зарослей по обеим сторонам. Проводок, присоединявший его к Амбиторму, был напряженной хваткой чуждого мира.
Амбиторм отверг все попытки заговорить с ним. Он произнес «да», когда Данкан спросил, правильно ли он запомнил его имя, затем: «Не разговаривай».
Вся эта ночь была для Данкана одним беспокойным путешествием.
Ему не нравилось, что собственные мысли отбрасывает его вспять. Особенно навязчивы были воспоминания о Гиди Прайм. Это место не имело ничего общего с тем, что помнилось ему по его настоящей юности. Он гадал, откуда Амбиторм знает дорогу через эту местность, и как он ее помнит. Данкану одна звериная тропа представлялась ничем не отличающейся от другой. Они двигались мерным подпрыгивающим шагом, и у Данкана было достаточно времени на отвлеченные размышления.
?Должен ли я разрешить Ордену использовать меня? Что я им должен??
Еще он подумал о Теге, о доблестном поступке башара, позволившем ему и Лусилле ускользнуть.
«Для Пола и Джессики я сделал то же самое».
— Это связывало его с Тегом, и в Данкане заговорила печаль. Тег был верен Ордену. «Купил ли он мою верность этим своим последним мужественным поступком? Черт побери Атридесов!?
За эту ночь физической активности Данкан еще больше освоился со своей новой плотью. Как же молодо это его тело! Небольшой крен памяти — и ему ясно представился последний момент его первоначальной жизни: ощущение сардукарского клинка, обрушивавшегося ему на голову — ослепительный взрыв боли и света. Твердое знание, что он умер, а затем… ничего, вплоть до момента, когда он увидел перед собой Тега в не-глоубе Харконненов. Дар еще одной жизни. Больше это, чем дар, или нечто меньшее? Атридесы требуют от него еще одной платы.
Перед самой зарей Амбиторм повел его прерывистым бегом через узкий поток, ледяной холод которого проникал сквозь водонепроницаемые наглухо закрытые ботинки тлейлаксанских облачений Данкана. В течении реки отражалось затененное кустарниками серебро света предутренней луны, стоявшей над ними.
Дневной свет застал их на звериной тропе побольше, прикрытой деревьями и взбиравшейся по крутому холму. Этот проход привел их к узкому скальному выступу под гребнем заостренных валунов. Амбиторм вел его за укрытием мертвых коричневых кустарников, на верхушках которых лежал грязный снег. Он отстегнул поводок от пояса Данкана. Прямо перед ними была неглубокая расселинка в скалах, не совсем пещера, но, Данкан увидел, что в ней можно хоть как-то укрыться, если только из-за кустарников на них не обрушится совсем сильный ветер.
В глубине этого подобия пещеры снега не было.
Амбиторм отошел вглубь расселинки, осторожно удалил слой ледяной грязи и несколько камней, за которыми открылось небольшое углубление. Вытащив оттуда круглый черный предмет, он принялся с ним возиться.
Данкан присел на корточки под нависающей скалой и стал разглядывать своего проводника. У Амбиторма было впалое лицо, с кожей такой темной и обветренной, что она казалась дубленой. Да, его черты вполне могли быть чертами Лицевого Танцора. Глубокие морщины, прорезанные в коже вокруг карих глаз. Морщинки расходились и от углов его тонкого рта, прорезали широкий лоб. Они разбегались по краям плоского носа и углублялись на расселинке узкого подбородка. Морщины времени по всему лицу.
Дразнящие аппетит запахи стали доносится от черного предмета перед Амбитормом.
— Мы здесь поедим и немного переждем, а после продолжим путь, сказал Амбиторм.
Он говорил на старом галахе, но с тем гортанным выговором, которого Данкан никогда прежде не слышал, ставя странные ударения на дифтонгах. Был ли Амбиторм из Рассеяния, или он уроженец Гамму? Конечно, со времен Дюны Муад Диба не могло не произойти больших перемен. Теперь, когда Данкан мог сравнивать, он понимал, что все люди Оплота Гамму, включая Тега и Лусиллу, говорили на галахе, видоизменившемся по сравнению с языком ранних лет его первоначальной жизни.
— Амбиторм, — проговорил Данкан. — Это гаммуанское имя?
— Ты будешь называть меня Тормса, — ответил проводник.
— Это кличка?
— Это то, как ты будешь меня называть.
— Почему же там мне представили тебя «Амбиторм»?
— Потому что это имя, которое я им сообщил.
— Но с чего бы тебе…
— Разве прожив под властью Харконненов, ты не научился, как изменять свою личность?
Данкан примолк. Что это? Еще одна маскировка.
Амби… Тормса не изменил свою внешность. Тормса. Было ли это тлейлаксанское имя?
Проводник протянул Данкану чашку с горячим питьем.
— Питье восстановит твои силы, Воолс. Выпей быстро. Это тебя согреет. Данкан взял чашку обеими руками. «Воолс. Воолс и Тормса.
Тлейлаксанский Господин и Лицевой Танцор, его сопровождающий».
Данкан приподнял чашку перед Тормса в древнем приветствии боевых соратников Атридесов, затем поднес ее к губам. Горячо! Но питье согревало его, проникая в живот; оно чуть отдавало сладким ароматом и привкусом каких-то овощей. Он подул на него и выпил точно так, как это сделал Тормса.
«Странно, что я не заподозрил, нет ли яда в этом напитке», — подумал Данкан. Но в этом Тормса и во всех других, которых он встретил в нынешнюю ночь, было что-то от башара. Жест здравицы боевым соратникам вырвался у него естественно.
— Почему ты так рискуешь своей жизнью? — спросил Данкан.
— Ты знаешь башара — и тебе еще нужно спрашивать?
Данкан ошарашено умолк.
Тормса наклонился вперед и забрал у Данкана чашку. Вскоре все свидетельства их завтрака были спрятаны под камнями и промерзшей землей. «Припасенная еда свидетельствует, что все продумано заранее», подумал Данкан. Он повернулся и присел на корточках на холодной земле. Туман все еще держался за прикрывавшие их кусты. Безлиственные ветки вырывались из тумана странными кусочками и обрывками. Пока он смотрел, туман стал развеиваться, открывая размытые очертания города на дальнем краю долины.
Тормса присел на корточки рядом с ним.
— Очень старый город, — сказал он. — Место Харконненов, смотри, — он вручил Данкану маленький моноскоп. — Вот куда мы придем к вечеру.
Данкан поднес моноскоп к левому глазу и постарался навести на фокус масляные линзы. Управление было незнакомым, совсем не то, которому он учился в юности своей исходной жизни, и не то, с которым его знакомили в Оплоте. Он убрал моноскоп от глаза и осмотрел его.
— Икшианский? — спросил он.
— Нет, его сделали мы, — Тормса наклонился и указал на две крохотные кнопочки, выдававшиеся на черной кромке. — Медленное, быстрое. Нажми левую, чтобы трубка раздвинулась, нажми правую — трубка сократится.