Все и ничто
Шрифт:
— Но ты считаешь, что она умеет обращаться с детьми?
— Да, но это не все. Она даже излишне хорошо это делает. Позавчера, когда мы уезжали, мне в буквальном смысле пришлось отрывать от нее Хэла. Он предпочитал остаться с ней, а не поехать со мной.
— Мне трудно говорить, — заметила Сэлли, — поскольку у меня нет собственных детей, но ситуация выглядит идеальной, хотя я понимаю, что именно тебя расстраивает. — Она опустила глаза и сделала вид, что снимает нитку с юбки. — Но, Рут, ты уверена, что дело в Эгги?
— В смысле? — Во рту у Рут пересохло.
— Может быть, дело в твоих ощущениях. Если верить тебе на слово, у тебя появилась замечательная няня, и я допускаю, что действительность
Рут так разволновалась, что едва не заплакала:
— У меня такое ощущение. Но Кристиан считает, что я глупая, и, возможно, так оно и есть. Получается, что я эгоистка и хочу, чтобы нянька была немного похуже, тогда я буду чувствовать себя лучше. Это же безумие, правда?
— Да нет. Когда я уезжаю в отпуск, я вовсе не хочу, чтобы у тебя получалось с журналом лучше, чем у меня. Здорово похоже. Так что, полагаю, это естественно.
Для Рут все казалось несвязанным, как будто реальность существовала отдельно от нее, и она не была уверена, что будет дальше.
— Ты права, тут дело во мне, не в Эгги. Она и вправду потрясающая. Бетти теперь спит, это же настоящее чудо. Но у меня ни на что не хватает времени. Один Бог ведает, что будет со мной и Кристианом. Мы почти не разговариваем, а если и говорим, то о каких-то организационных мелочах. Такое впечатление, что внутри меня ни для чего нет места.
Сэлли положила ладонь на руку Рут:
— Хочешь немного отдохнуть?
— Нет. Ты хочешь, чтобы я уехала? — В голосе Рут звучала паника.
— Нет, я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты хороший друг. Мне кажется, Рут, что ты немного растерялась.
— Я в порядке. В смысле, буду в порядке, я только веду себя глупо.
Рут не знала, почему с таким отчаянием цеплялась за свою работу, но ее ужасала одна мысль ее потерять. Разумеется, было бы слишком тяжело отказаться от того, что так долго было ее общественным лицом. Я журналист, представлялась она при встрече, да, работаю в «Viva», я заместитель редактора, и люди сразу же начинали испытывать к ней интерес. Это было неправильно, но Рут не ощущала себя достаточно сильной, чтобы все изменить.
Сэлли встала:
— Ладно, но если передумаешь — скажешь.
Когда Сэлли ушла, Рут тут же позвонила Кристиану.
Он немедленно ответил.
— Ты где? — спросила она.
— Сижу в кафе в Гайд-парке.
— В самом деле? Почему?
— У меня была встреча, пошел назад через парк. Тут дивно. Здесь так тихо, Рут. Я мог бы просидеть так несколько часов.
Они помолчали, пока Рут пыталась понять, что он имеет в виду, но она не могла представить его просто сидящим: картинка казалась слишком неподвижной.
— Ты в порядке? — сделала она еще одну попытку.
— Да, конечно. А ты?
— Не очень.
— А в чем дело?
— Не знаю. Вроде как во всем и одновременно ни в чем. Знаешь, как бывает.
— Да не очень знаю. Ты бы попонятней выразилась, Рут.
— Ты считаешь, что с Эгги все в порядке?
— Да, я считаю, что она замечательная, и дети ее обожают.
— Вот именно.
— Рут, тут ведь не о нас речь. Если мы собираемся работать, лучше иметь няню, которую они любят.
Слезы, сопли и печаль забили Рут горло.
— Я знаю, знаю, вот только… Не знаю. Думаешь, мы приняли правильное решение?
Кристиан вздохнул, и на мгновение ей показалось, что он не собирается отвечать или злится. Но он заговорил спокойно:
— Не знаю, Рут. В самом деле не знаю.
И только после того, как они распрощались, Рут сообразила, что он так и не поинтересовался, о каком решении она говорила.
Где тот этап, на котором ты понимаешь, что твой брак
Рут все еще так и не позвонила никому насчет праздника, поэтому, когда пришло время уходить, она решила заняться делом по пути, пока едет в автобусе. Ей было неприятно думать, что она становится женщиной, у которой задействована каждая секунда. У большинства друзей телефоны стояли на автоответчике, что очень удобно, когда хочешь что-то сообщить, но несколько человек сами взяли трубки. Разговаривая с этими женщинами, которые когда-то были неотъемлемой частью ее существования, она пыталась догадаться, чем они занимаются. Некоторые мчались по улице, чтобы забрать детей у няни, другие пытались перекричать орущих ребятишек или шипящий на сковороде ужин. Рут представляла их в былые дни, даже начало и конец их дня, видела, как они просыпаются по утрам и валятся в постель по вечерам. Они были такими же, как она сама, она была не одна, легионы людей существовали так же, а это означало, что, возможно, она не так уж ошибалась. Верная дружба доказывала, что у нее еще не окончательно крыша поехала. Мысль была сладкой, как шербет на кончике языка. Эти разговоры были равносильны хорошей инъекции витаминов, бодрили ее и снабжали энергией, чтобы продержаться пару месяцев. Она не должна еще раз позволить себе так распуститься. Кристиан прав, следует чаще выходить в свет и кончать с жалобами на усталость. Один вечер, проведенный где-нибудь вместе с друзьями, стоит полугода психотерапии. Ответы вдруг легко пришли в голову: она должна больше оглядываться по сторонам, снова найти себя, вспомнить, что делало ее счастливой.
— Я наконец-то составила список, — сказала Рут, входя в дом.
Бетти кинулась к ней, едва не сбив с ног.
— Дай маме раздеться, — заметила Агата. Хэл сидел у нее на коленях, и они вместе смотрели телевизор.
— Не беспокойтесь, — отозвалась Рут, поднимая Бетти. — У тебя сегодня был хороший день?
— Замечательный, — ответила Бетти. — Эгги после школы повела нас с парк, и я играла на горке вместе с Меган.
Рут бросила взгляд на Агату. Что-то ей это напомнило, но недостаточно внятно.
— Помните, это та девочка из их класса, которая была не очень хорошей, — пояснила Эгги.
— А… Господи, конечно. Черт, я ведь обещала поговорить с ее матерью, верно?
— Не волнуйтесь, я поговорила, — сказала Эгги. — Она была очень мила, и Бетти на следующей неделе пригласили туда на чай. Так что, думаю, теперь все в порядке.
Рут охватила паника: это девица, стоявшая перед ней, распоряжалась их жизнями. Земля под ней покачнулась, дыхание перехватило.