Все и ничто
Шрифт:
— Хорошо, тогда крикните, если вам что-нибудь понадобится. — И Эгги втянула голову назад в кухню. Рут удивилась, почему та не вышла из кухни и почему Хэл не выбежал, чтобы ее встретить.
Спальня Рут уже выглядела по-другому, и не только потому, что там все было чисто и убрано, тогда как утром она оставила настоящий разгром; к этому она уже привыкла. Несколько недель назад Эгги спросила, не будет ли Рут возражать, если она будет прибирать их кровать и наводить порядок в комнате. С чего бы мне возражать, спросила Рут, вот только почему вам хочется этим заниматься? Эгги рассмеялась. Терпеть не могу ходить по дому и знать, что где-то не прибрано, объяснила она. Понимаю, это странно, но я всегда была такой, даже когда была маленькой. Я и за мамой своей прибирала. Так что теперь Рут жила в почти гостиничной чистоте и идеальном порядке, что само по себе было неплохо, но с другой стороны, как бы это сказать… странно,
Она уронила сумку там же, где стояла, сбросила туфли и позволила себе упасть на кровать. Она плакала с таким самозабвением, что ей позавидовала бы даже Бетти. Мне нужно от всего этого избавиться, думала она, и тогда я смогу обдумать все как следует. Вот только слезы не желали останавливаться, и на этот раз она себя за это не презирала. Каждая мысль была новой и болезненной и выталкивала очередной поток соленой влаги из ее наверняка уже распухших слезных протоков. Она чувствовала себя несчастной из-за того, что Кристиан был о ней такого плохого мнения, что позволил этой истории повториться, что он даже не счел нужным сообщить ей о своих планах. Ей было тошно при мысли, что ее дети будут расти, встречаясь с отцом только по выходным, что они будут смотреть, как он живет с их братьями и сестрами, с которыми они не будут связаны, что они будут чувствовать себя людьми второго сорта, и это в какой-то степени повлияет на их взаимоотношения в будущем. Она не хотела делиться их коробками шоколада на Рождество, их днями рождения, летними каникулами. Не хотелось слушать их рассказы о том, какую еду готовит Сара или какого цвета у тех детей спальни. Она горевала о потере любви своей жизни. Она и думать не хотела о том, чтобы собраться, привести себя в божеский вид и выйти на сайт знакомств. А затем бритые ноги, притушенный свет и необходимость раздеться перед кем-то снова. Или познать тело другого мужчины настолько, что оно будет казаться теплым и удобным. Она не хотела ничего знать о чьем-то прошлом, знакомиться еще с одной парой родителей или друзей, снова слушать жалобы насчет паршивой работы.
В сумке зазвонил телефон, и она кинулась к нему. На экране появилось имя Кристиана, и ей жутко захотелось ответить, но она понимала, что еще не готова. Если она заговорит с ним сейчас, то осыплет его обвинениями и ругательствами, тогда как ей нужно было сначала разобраться, почему он так поступил. Очевидно, у нее будет право разговаривать с ним как с мужем еще всего несколько раз, а ей нужно вытащить из него информацию. Она не хотела оставаться с этими грызущими душу вопросами, которые будут ее мучить, доводя до язвы или чего-нибудь похуже. Потому что, когда он уйдет, всему придет конец, и их отношения будут ограничиваться только вежливыми любезностями, пока он будет ждать, когда оденут детей. Она будет смотреть на его тело сквозь одежду, зная, какое оно на ощупь, не имея уже права на эти воспоминания. Она набрала номер, чтобы прочитать его послание.
Рут, куда ты подевалась? Она сумасшедшая, говорю тебе. Я понятия не имел, что она придет к тебе. Это все чушь собачья, мы с ней вовсе не встречались. Рут, я тебя люблю, я не собираюсь никуда уходить. Пожалуйста, позвони мне, чтобы мы могли поговорить. Нам надо поговорить.
Это послание было, как бальзам на душу, как рука, гладящая спину, даже слезы почти перестали течь.
Она начала набирать его номер, но затем задумалась. Он должен был пообщаться с Сарой, чтобы узнать, что та к ней приходила. Что означало, что они по меньшей мере контактируют. И он скрыл все это от нее. По сути, он предал ее тем, что сказал хотя бы одно слово той девушке. Так что никакая не чушь собачья, они снова встречались, даже если все было не так, как она себе вообразила. Разумеется, физический аспект отношений важен для Кристиана, но для нее не это было самым главным. Для нее главное то, что он оказался способным забыть ее достаточно надолго, чтобы успеть поговорить с Сарой, может быть, встретиться с ней, чтобы выпить, и снова и снова врать. Она слышала его голос, кричащий в трубку, что он ее любит, что не собирается ее бросать, и ей хотелось выцарапать ему глаза. Он не только произнес эти слова, объявил, что собирается делать, как будто ее мнение не имело никакого значения, более того, она должна быть ему благодарна, что он не трахает снова свою секретаршу, а она должна смириться и еще раз позволить вытереть о себя ноги. Теперь она поняла, что хочет ему доказать.
Он ответил после первого же звонка:
— Рут, где ты? Я жутко волновался.
— Дома. Плохо искал.
— Тогда я сейчас еду.
— Нет, скоро вернется Бетти. Давай где-нибудь встретимся.
— Ладно, если ты согласна сюда приехать.
— Я не хочу быть нигде рядом с домом. Не хочу, чтобы мне хоть что-нибудь напоминало о разговоре, который между нами состоится.
— Рут, ничего не было, она сумасшедшая.
— Слушай, Кристиан, заткнись. Тебя никто не спрашивает. Я буду там, как только сумею добраться.
Агата перепугалась, когда услышала голос Рут в холле. Ощущение было чисто физическим, как будто камень упал в ее желудок, разослав волны паники по всему телу. Она давно такого не испытывала, и ощущение было не из приятных. Хэл только что начал есть свой ленч — рыбные палочки, морковка с огорода и даже, впервые, ложка зеленого горошка. Они смеялись над тем, как зеленые горошины разбегались по тарелке, и Хэл никак не мог поймать их ложкой. Затем она услышала голос Рут и даже подумала, что начинает снова слышать то, чего нет на самом деле, но нет, Рут позвала ее снова. Первым желанием Эгги было спрятать тарелку Хэла в буфет, но это могло сбить ребенка с толку и повернуть вспять все их достижения в смысле еды. Нужно ли ей выйти в коридор и закрыть за собой дверь, или это вызовет у Рут подозрения, а Хэл станет нервничать? В конце концов она жестом велела Хэлу молчать, приоткрыла дверь и высунула голову, как будто занималась чем-то очень важным. Но когда она увидела Рут, то сразу поняла, что волноваться по поводу этой женщины не стоит, так как та была явно больна: белая как снег, глаза красные и распухшие, плечи опущены, как будто она борется с сильной болью. Вам что-нибудь нужно? — спросила Агата. Но Рут только хотела, чтобы ее оставили в покое. Не говорите Бетти, что я дома, сказала она, и не пускайте Хэла наверх.
Агата закрыла дверь на кухню и взяла Хэла на колени, помогая ему отправлять еду ложкой в рот.
— Мама, — сказал он, глядя на нее.
Она поцеловала его в макушку:
— Да, золотце, это была мама. Но она пошла полежать, она плохо себя чувствует.
— Мама, — снова повторил Хэл, пряча лицо у нее на груди.
Вы не отдаете себе отчета, что разбитые сердца существуют не только в песнях, пока у вас не появятся дети. На нее нахлынули воспоминания. Она вспомнила свою мать, которая лежала в постели, задернув плотные шторы на окнах, и приказывала Агате вести себя потише, потому что у нее болит голова. Но я хочу показать тебе картинку, которую нарисовала в школе. Такого никогда не должно случиться с Хэлом. Агата ощущала это как тяжелый булыжник в желудке. Он слишком добрый, доверчивый и нежный, он не сможет пережить все разочарования и непонимание.
— Хэл, — сказала Агата, — ты можешь называть меня мамой, но только в шутку и когда мы одни. Но мы можем притвориться, что я твоя мама, и тогда ты не будешь по ней скучать.
— Мама, — снова сказал Хэл, глядя на нее и улыбаясь. Именно это он и имел в виду изначально. Она улыбнулась. Они понимали друг друга, она и Хэл, как никто в мире.
Он так на вас похож, сказала женщина в парке на прошлой неделе, и Агата улыбнулась и прижала мальчика к себе покрепче. Все просто, если ты остаешься спокойной и вежливой и не слишком врешь или не пытаешься завязать с кем-нибудь разговор, который может привести к вранью. Они будут только вдвоем, она и Хэл, не будет места никому другому, кто мог бы вызнать правду и не одобрить. Но это ничего. Уже столько времени Агата была одна, так что будет приятно разделить жизнь с кем-нибудь, и она не могла думать ни о ком, кроме Хэла. Она была уверена, что Рут наверняка думала иначе.
Сара позвонила Кристиану в половине двенадцатого, когда он собирался на совещание, на котором должен был решаться вопрос, увольнять или не увольнять ведущего, который, похоже, не умел нормально говорить. Он перевел звонок на автоответчик и забыл о нем, вспомнил только перед обедом.
Я это сделала, Кристиан, и Рут все приняла спокойно. Правда, она была слегка шокирована и обещала превратить твою жизнь в настоящий ад, но, наверное, трудно ожидать другого. Все равно, это не имеет значения, потому что она сказала, что не будет стоять у нас на пути. Правда, удивительно? Позвони мне, как получишь послание.
Рут часто говорила Кристиану странные вещи, вроде того, что у меня все плывет перед глазами или мир вращается так быстро, что я не успеваю за жизнью. Тогда он не понимал, что она имела в виду. Но в этот момент он не только понял, но испытал бурю чувств, которая говорила ему, что жизнь уже никогда не будет такой, как раньше. Он сразу же позвонил Рут, но Кирсти сказала, что она заболела и уехала домой. Он хотел было ей позвонить, но решил, что лучше будет узнать, во что же он вляпался.
Он ушел из офиса, чтобы позвонить Саре.