Все и ничто
Шрифт:
— Пожалуйста, Рут. Как бы то ни было, мы должны поговорить.
Она резко повернулась, протянув в его сторону щетку для волос, как оружие:
— Почему, твою мать, ты мне не сказал, что снова с ней встречаешься?
— Не знаю. Мне бы самому хотелось знать ответ на этот вопрос. Я растерялся, когда ее увидел, а потом она позвонила и сказала мне про аборт, и меня затянуло. Но ничего не было и быть не могло.
В дверях появилась Бетти, вся растрепанная со сна.
— Эй, принцесса, — сказал он, подхватывая ее на руки. — Ты рано проснулась.
— Я есть хочу, — сказала
— Маме еще надо одеться. Я отнесу тебя вниз. — Всех, похоже, удивило его предложение, поэтому он отправился вниз, размышляя, все ли родители прячут свои чувства, дожидаясь подходящего времени.
Была вроде песня, чья же, черт побери? Кристиан порылся в памяти, но так и не вспомнил точную строчку. Что-то о том, как певец скорбит обо всех тех потерянных завтраках, когда он чувствовал себя слишком усталым, тогда как мог бы провести время с дочерью. Он тут же устыдился, припомнив, что эту песню пели АББА. Возможно даже, что она есть у Бетти на DVD с «Мамма Миа!». Он постарался не расплакаться от неожиданных трогательных ассоциаций. Бетти и Хэл никогда не были для него по-настоящему реальными. Может, это чересчур сильно сказано, но он любил их как-то абстрактно, любил мысль о них больше, чем их самих. Но вот они, маленькие человечки, они растут, меняются, они существуют. И он не хотел больше терять ни единой секунды. Это ведь было еще в одной ужасной песне, не правда ли? Может быть, так бывает, что вся твоя жизнь превращается в затертые клише из песен, которых ты был бы рад никогда не слышать?
Агате совсем не понравилась картина, которую она застала в кухне. Кристиан сидел с Бетти, которая ела кашу, а Рут в джинсах, прислонившись к раковине, пила чай. Пожалуйста, пусть она сегодня не остается дома.
— Эгги, — сказала Рут наигранно весело, — я сегодня не иду на работу, так что можете использовать меня при подготовке к празднику.
— Вы все еще больны? — спросила Агата, хватаясь за соломинку. Она не хотела, чтобы Рут хоть как-то касалась подготовки к празднику Хэла.
— Мне уже лучше. Но я и подумать не могу о метро и остальном. Да, вы ведь знаете, что к ленчу приедут мои родители.
— Я не сообразила, что они приезжают сегодня.
Агата направилась к чайнику, чтобы хоть как-то скрыть свое огорчение. Господи, это же немыслимо, быть такой забывчивой и откровенно глупой, как Рут. Еще в начале недели они обсуждали приезд родителей Рут, и Агата очень любезно, как она сама считала, предложила, чтобы те ночевали в ее комнате, а не в тесной комнатенке под лестницей. Она рассчитывала, что они приедут в субботу и останутся только на одну ночь. Теперь ей придется собирать все свои вещи и при этом не вызвать подозрение о побеге, и все это в ближайшие четыре часа. Не говоря уже о том, что предстояло сделать для праздника.
— Извините, — теперь говорила Рут, — я уверена, что упоминала об этом. Тем более что мама на редкость хороший организатор, она совсем не такая, как я, она вам здорово поможет.
При этой новой информации на глазах Агаты появились жгучие слезы. Суетливая бабушка плюс к бесполезной матери — и ее идеальный план идет к черту. Сверху позвал Хэл, и она было
— Не беспокойтесь, Эгги. Я сама. Нечасто мне удается накормить детей завтраком.
Агата хватала воздух ртом, как вытащенная из воды рыба. Но что она могла сделать?
Рут поднималась наверх на голос сына. Ей с трудом удавалось делать веселый вид, и она сомневалась, что сможет продержаться весь день. Она взглянула на часы: только начало восьмого. Почему Эгги уже встала? Но вероятно, та всегда вставала в это время, сообразила Рут. Ведь когда она влетала в кухню в половине восьмого, стол уже был аккуратно накрыт, Бетти ела, чай ждал в чайнике. Как быстро она к этому привыкла. Она никогда не просила Эгги поднимать детей и готовить завтрак, но каким-то образом так вышло, что та делала это каждый день. Рут запаниковала, сообразив, насколько легко она позволила Эгги забрать у нее такую важную часть дня. Или, может быть, все ровно наоборот, может быть, это Рут настолько легко отдала все Эгги.
В комнате Хэла было темно из-за закрытых жалюзи. Он сидел в своей кроватке, волосы во все стороны, и выкрикивал какое-то неразборчивое слово.
— Привет, зайка, ты хорошо спал?
Хэл оторопело смотрел на нее. Снова закричал, но она все никак не могла разобрать. Она попыталась взять его на руки, но он ее оттолкнул. То, что он кричал, было похоже на «Ги», но затем она четко расслышала, как он сказал «мама».
— Я здесь, радость моя, — сказала она, почувствовав, как чаще забилось сердце. Она всегда беспокоилась, что как-нибудь Хэл проснется и его странности придется признать.
Он все еще отталкивал ее:
— Мама!
— Хэл, — сказала она, держа его за плечи. — Это я, я здесь, мама здесь.
В дверь просунул голову Кристиан:
— Что тут у вас происходит?
— Не знаю, мне кажется, у него какой-то припадок. Он зовет меня, но одновременно вроде меня не видит.
Кристиан подошел и пощупал голову Хэла:
— Не горячий. — Он наклонился: — В чем дело, приятель? Мама здесь.
Хэл лягнул Кристиана, попав ему прямо в лицо:
— Уходи. Хочу маму.
— Давай отнесем его вниз, — предложил Кристиан. — Может, это его разбудит. — Он взял брыкающегося и орущего ребенка и пошел с ним вниз, в кухню.
Эгги намазывала тост маслом, лицо напряженное, как натянутое полотно. Как только Хэл ее увидел, он изо всех сил оттолкнул Кристиана.
— Мама! — принялся кричать он снова и снова, звук отлетал от стен и бился об их головы. Эгги подошла к нему, двигаясь осторожно, как в замедленной съемке, и он прыгнул ей на руки, прижался к плечу, зарылся головой в шею и заплакал.
— Шшш… — говорила Эгги, — зачем так кричать, глупышка?
Рут трясло. Она не понимала, что она только что видела, и не знала, как на это реагировать.
— Он называет вас мамой? — спросила она как можно спокойнее.
Эгги подняла голову:
— Нет, разве? Я ничего не слышала. — Но она побледнела, и Рут была уверена, что она лжет.
— Я слышала, — заявила Бетти, — он сказал «мама».
— Он раньше так говорил, Бетти? — спросила Рут.