Все и ничто
Шрифт:
Рут задремала на полу во время пятой серии мультфильма, но тут зазвенел дверной звонок. Она пообещала Хэлу, что он может посмотреть три серии, и почувствовала злость на себя. Она знала, что Агата слушает, и ненавидела ее за это. Ненавидела за то, что сама она не умеет контролировать своего сына, не может заинтересовать его чем-нибудь или хотя бы заставить подняться. Кристиан дважды звонил ей на мобильный, но она не ответила, потому что не имела представления, что ему сказать. Первоначальный лютый гнев уступил место безнадежной
— Пойдем, Хэл, — сказала она и выключила телевизор. — Это дедушка с бабушкой.
Рут видела силуэты родителей через витражное стекло во входной двери, и на секунду ей не захотелось открывать: она боялась, что сломается и все испортит. Но выбора не было. Если ты не открываешь дверь собственным родителям, которые три часа добирались на машине и сейчас стоят всего в нескольких дюймах от тебя, тогда ты, скорее всего, рехнулась, перешла какую-то черту. Черту, которой, как Рут боялась, она уже достигла, но еще не была готова в этом признаться.
Родители выглядели загорелыми, что напомнило Рут о том, что они только две недели назад вернулись из Португалии. Они улыбались ей, она тоже улыбнулась, потому что так полагалось по жизни. Ее отец протянул руки к Хэлу.
— Иди сюда, молодой человек, — сказал он, — проверим, как ты вырос.
Хэл вывернулся из рук Рут и с визгом убежал. Рут пожала плечами: что делать, такой уж возраст, извини. Она поймала взгляд матери и усомнилась, разумно ли было на это ссылаться.
— Хорошо выглядишь, мама, — заметила Рут, пытаясь сменить тему.
— В Португалии было замечательно, столько солнца. Мы просто целыми днями сидели у бассейна.
— В этом прелесть поездок каждый год в одно и то же место, — сообщил отец. — Можно делать все что хочешь, не опасаясь, что не посмотрел на какую-нибудь церковь, чтоб она провалилась, или не поглазел еще на что-нибудь.
Рут попыталась представить себе время, когда она сможет полежать около бассейна хотя бы час, не говоря уж о полном отпуске. Рут на отдыхе всегда ругалась с Кристианом, потому что дети болтались под ногами, умоляя разрешить в тридцатый раз залезть в воду, или отказываясь есть местную пищу, или не желая ложиться спать до десяти, а затем засыпая в ресторане. Обычно она возвращалась из отпуска более усталой, чем была до этого. Она начала рассматривать утомление как верного спутника своей жизни. Настало время для новой главы, как заявила бы статья в «Viva».
— Так, и где же наш новорожденный? — спросил отец. — Мы так долго ехали, а он прячется на кухне.
Рут знала, что они увидят, еще до того, как они открыли кухонную дверь, и все же от вида Хэла,
— Иди сюда, Тигр, — позвал отец Рут. — Иди и обними дедушку.
— Нет, — завопил Хэл. — Эгги, хочу Эгги.
Рут смотрела, как Эгги взяла его на руки и погладила по голове.
— Простите, он немного побаивается посторонних, — сказала та.
— Посторонних? Вряд ли дедушку с бабушкой можно назвать посторонними, — возмутился ее отец.
— Мам, пап, это Эгги, наша замечательная няня. Эгги, это мои мама и папа, Джордж и Элеонор. — Ей придется подумать обо всем этом позднее.
Мать Рут выступила вперед и протянула руку:
— Агата, я столько о вас слышала. — Эгги смутилась. — Вы печете? Пахнет изумительно.
— Да, печенье для дня рождения Хэла.
Мать Рут подняла брови. Рут поняла это как недоумение: мать считала, что печь должна была она.
— И я знаю, что вы уступили нам свою комнату.
— Пустяки, ничего особенного.
— Все равно, очень мило с вашей стороны.
Они безрадостно пообедали, сидя вокруг кухонного стола, причем Хэл сесть отказался. В конце концов Эгги унесла его тарелку в пластмассовый дом и сказала, что посидит с ним. Когда они вернулись, тарелка была пуста, но Агата отрицательно покачала головой в сторону Рут и сказала:
— Простите, но снова не повезло. Я доела, жалко же, что еда пропадает.
— Он все еще не ест? — спросила мать Рут.
Рут сегодня не чувствовала себя достаточно сильной для подобных обсуждений.
— Нет, пока никакого сдвига. Мы ходили к диетологу неделю назад, но без всякой пользы.
— Почему, что он сказал?
— То же самое, что и наш местный врач. Начать с чего угодно: печенья, шоколада, конфет, — а потом двигаться дальше.
— Мне кажется, это чертовски разумно, — сказал ее отец, отодвигая от себя тарелку.
— Нет, ничего подобного. — Рут постаралась сменить жалобный тон, который заставлял ее снова чувствовать себя четырнадцатилетней. — Все знают, что у детей крайне специфические вкусовые сосочки. Если они к чему-то привыкают, требуются годы, чтобы их от этого отучить. Он может подсесть на сладости, и мне никогда не удастся уговорить его съесть что-нибудь полезное.
— Не думаю, что такое может случиться, — заметила ее мать. — Дети, в конечном итоге, из всего вырастают. Вряд ли часто встретишь шестнадцатилетнего подростка, сосущего бутылочку, живущего только на шоколаде, нянчащего своего любимого медвежонка или сидящего на мамочкиных коленях.
Рут напряженно улыбнулась:
— Наверное. — Может быть, ее матери не пришлось сталкиваться с подобной проблемой. Может быть, та вообще не слишком хорошо понимает, что говорит. Она сменила тему: — Не хотелось бы вам погулять с Хэлом в парке? Мы можем заодно забрать Бетти из школы.
— Замечательно, — согласилась ее мать.
— Разве Хэлу не надо спать днем? — спросила Эгги.
— Полагаю, сегодня он может без этого обойтись.
— Но завтра праздник, нельзя же допустить, чтобы он слишком устал.