Все изменила любовь
Шрифт:
— Ему бы не понравилось все это, Эмми, — уверенно сказал Джеймс. — Он бы ужасно расстроился, узнав, что довел тебя до такого состояния...
— Он совершил какую-то ошибку.
— И не одну.
— Перестань! — Эмили смотрела на Джеймса с укоризной, стараясь побороть приступы душевной боли. — Не смей критиковать его. Не сейчас, когда его нет. Я не вынесу этого.
Она говорила правду. Смерть Берта стала для нее тяжким крестом. Ее мукой.
Во всем случившемся Эмили винила себя. Она видела
— Ему бы не понравилось, что ты торчишь в доме его матери. Что у тебя ничего нет, что ты вынуждена бороться за свое существование... — донесся до нее голос Джеймса.
— Он не виноват, — перебила его Эмили, не в состоянии взглянуть на себя глазами Джеймса.
Джеймс ее не знал. Не знал всей правды о ней.
Он считал ее милой и добродетельной женщиной, каковой она не являлась. Не была она и преданной женой, как думали все вокруг.
За день до получения телеграммы, в которого говорилось о смерти Берта, Эмили подала на развод.
Всего за один день до его смерти. Более быстрого наказания невозможно представить. Словно Господь сказал: хочешь быть свободна — будь! Хочешь быть одна — получи!
Эмили снова нашла глазами портрет Берта. Глядя на его красивое лицо в обрамлении каштановых волос, Эмили чувствовала себя предательницей. У нее щипало в глазах, сжималось горло и теснило грудь, но все это было ничто по сравнению с той болью, что жгла огнем ее сердце.
Берт сделал все, что мог, но его любви ей оказалось мало. Она хотела большего.
Она и сейчас стремилась к большему.
Берта погубило ее предательство. И теперь, как бы она ни мечтала о Джеймсе, как бы ни нуждалась в его защите, как бы ни рвалась к нему душой и телом, ей его не получить. В этом состояла ее расплата за грехи.
— Я знаю, что ты по нему тоскуешь, — тихо произнес Джеймс. — Но ты должна двигаться вперед, а не назад.
От душивших ее слез Эмили не могла говорить. Она никогда не забудет тот день, когда получила телеграмму от посольства Великобритании в Нигерии. «Леди Маккензи, мы с прискорбием сообщаем...»
Эмили покачала головой. Берту было всего тридцать. Не возраст, чтобы умирать.
— Как могу я двигаться вперед, когда не в состоянии осмыслить прошлое? Я не понимаю, как умер Берт и почему...
— Он оказался в неподходящее время в неподходящем месте.
Эмили вдруг отчетливо представила последние минуты мужа. По всей видимости, его застрелили в упор.
— Но почему? Почему он там оказался? Какие силы занесли его в тот район Лагоса посреди ночи?
— Теперь мы едва ли узнаем об этом, — сказал Джеймс и толкнул входную дверь.
Открывшийся вид заставил его замереть на пороге. Медленно кружась, на землю падал огромными хлопьями снег. Преобразившийся пейзаж
— Выпал снег, — прошептала Эмили, вмиг забыв о своих разногласиях с Джеймсом. — Как красиво.
— Я не видел снега уже много лет.
Эмили вышла на улицу и подставила ладони, ловя кружевные снежинки, бесшумно опускавшиеся с неба. Безмолвная тишина ночи отзывалась в ее сердце невыносимой болью.
Болью за нее, за Берта, за Джеймса. За них всех.
— Как мы дошли до этого, Джеймс? — прошептала Эмили, скрещивая на груди руки.
— Мы выросли.
— Но мы должны были остаться друзьями. Мы — три мушкетера.
— Три друга, — уточнил Джеймс, приподнимая уголки губ, словно хотел улыбнуться.
Три приятеля, три друга. Берт, Джеймс и Эмми. К ее глазам подступили слезы, в горле запершило.
— Как нам это поправить? Как возместить?
— Мы будем думать о будущем. — Обращенный к ней взгляд Джеймса потеплел. — Мы наполним нашу будущую жизнь смыслом.
— Но Берта с нами уже не будет.
Джеймс не ответил, и у Эмили из глаз брызнули горячие слезы. Ей захотелось прильнуть к нему, чтобы проникнуться его теплом и силой.
— Я не могу больше сражаться с тобой. — У нее дрогнул голос. — Я хочу, чтобы мы снова были с тобой друзьями. Прости мне все, что я тебе наговорила. Прости за горькие слова о твоей матери. Я не держу на нее зла и понимаю, что она прожила тяжелую жизнь.
Джеймс пожал плечами.
— Да, она жила не так, как другие. Но она сама выбрала этот путь и научилась быть счастливой.
Эмили устремила взгляд в даль. Ровное снежное поле мягко поблескивало в лунном свете.
— Ты тоже можешь научиться быть счастливой, Эмми, — произнес Джеймс, смахивая снежинку с ее виска. — Стоит только захотеть.
От его прикосновения ее бросило в жар, и Эмили сжала кулаки. Как Джеймсу удается творить с ней такое? Снег белой пудрой припорошил его кожаный плащ, волосы и ресницы.
— Тебя послушать, все так легко.
— Это и правда легко. — Джеймс достал из кармана ключи от машины. — А как ты оденешься на бал? — спросил он с улыбкой, меняя тему в надежде улучшить настроение Эмили.
— Как всегда, в черное, — ответила она, поморщившись.
— Берт терпеть не мог, когда ты наряжалась в черное.
Эмили снова нахмурилась. Берт действительно не любил, когда она надевала черное. Он всегда покупал ей яркие вещи: красные, голубые, желтые, зеленые.
— Черный цвет практичный.
— Слава Богу, что ты не сказала: стройнит.
Улыбка сошла с лица Джеймса. Он пристально смотрел на Эмили, и от его пронзительного взгляда у нее по телу побежали мурашки. В его глазах явственно читалось нескрываемое желание.