Всё как есть
Шрифт:
И тут он мне объяснил, что, оказывается, является не только генеральным продюсером нашей компании (хотя других продюсеров в ней нет), но еще и владельцем. А следовательно, сам решает, когда и сколько ему пребывать в отпуске. Тем более что мы с ним едем не в отпуск, а в творческую командировку. Мало ли сюжетов для будущих передач можно найти в… какая там губерния? Ну вот, Тульская. Тульская губерния дала миру великих писателей Толстого и Вересаева и еще многих выдающихся людей, которых просто сходу не вспомнишь.
Мне пришлось прервать полет его мечты, уточнив, что деревня, куда мы направляемся, находится на обочине Тульской
Оказалось, что он серьезно. Мы запланировали поездку на неделю, рассчитывая, что за это время милиция с помощью Сашки и Нюши наверняка поймает бандитов. Перед отъездом я позвонила Льву Аркадьевичу и предупредила, что Алену могут искать. Для него в таких ситуациях нет ничего необычного, но знать стоит.
Ясным фиолетовым днем, с легким урчанием в животе от съеденных поутру печеных баклажанов (хорошо хоть, не отполировала их сливами), я вышла из дома, волоча на себе огромный баул вроде тех, с которыми вываливаются из поездов и самолетов турецкие «челноки». Володя Брянский вытаращил на меня глаза. А я всего-навсего захватила с собой ингредиенты для цветной диеты, от которой не собиралась отступать — так она меня поддерживала и воодушевляла. Набор разноцветных мисочек и кружечек, помидоры, морковка, тыква, огурцы, даже кочанчик капусты, хотя это добро, наверное, есть в деревне с прошлого года. Надеяться на новый урожай в середине июня не приходится. Ну, понятно, апельсины, бананы, первые сливы с Даниловского рынка, сыр в желтой и красной упаковке, корнфлекс, банки кукурузы и зеленого горошка, ну и по мелочи: всякие йогурты, сырочки, шоколадки в пестрых обертках. Дозволенное в любой день белое молоко можно купить по дороге. А еще на Симферопольском шоссе ближе к Туле, говорят, продают тульские пряники, которые при некотором допущении можно считать желтыми…
— Что это? — недоуменно спросил Брянский, с трудом подтягивая мою раздутую сумку к необъятному багажнику «лендровера». Он был очень хорош (Брянский, конечно. Хотя и «лендровер» выглядел неплохо) в джинсах и голубой клетчатой рубашке, под которой перекатывались мускулы, еще слегка, фантомно напоминающие жировые отложения.
— Угадай.
— Книги. Ты собираешься писать диссертацию.
— Мимо.
— Косметика «Орифлэйм». Будем распространять среди пейзан.
— Не смешно, — поморщилась я.
— Диски любимых групп, без которых ты не можешь прожить. Кассеты со всеми выпусками «Шара удачи». Археологические ценности, которые ты решила закопать обратно. Все, сдаюсь, не знаю.
— Это моя диета, — сказала я.
— Твоя — что?
Он уже успел тронуться с места и чуть не въехал в декоративный заборчик у подъезда. Наверное, эффект был бы не большим, если бы я сказала, что в сумке полный комплект моих сменных силиконовых грудей на всю неделю.
И в самом деле. Эфирное создание Катя — и вдруг снова диета. Выходит, ее изящество — не дар добрых фей, доставшийся при рождении. И эпопея с боннским супчиком — не досадный эпизод, а лишь этап в нескончаемой борьбе с собственным, не таким уж совершенным телом. Наверное, так стоило истолковать его изумленное «что?».
В десятом классе в меня был влюблен один мальчик. Он учился в параллельном классе и однажды вошел на перемене в кабинет физики, где мы с подружкой вдохновенно разъедали на двоих бутерброд с колбасой, так редко мне достававшейся. У него был полный ступор. Он выскочил за дверь и сообщил приятелю: «С ума сойти: золотистая Катюшка — и вульгарный бутерброд!» — таким тоном, как будто я занималась с этим бутербродом каким-то непотребством.
Володя Брянский в последние дни (да и не в последние тоже) смотрел на меня с таким же благоговением, как тот глупый школьник. Возможно, для него я тоже не совмещалась с вульгарным процессом еды, а уж с диетой тем более. Страшно подумать, что с ним будет, когда я попрошу остановить машину и выпустить меня в кустики. А судя по возмущению баклажанов в животе, это произойдет довольно скоро.
Мы решили ехать на его машине, потому что мой «ситроенчик» наверняка сдохнет на проселочных ухабах. Таким образом, у Володи появился шанс показать, на что способен его внедорожник, особенно с крутым мачо за рулем. Впрочем, пока мы колупались по городу, крутой мачо только бурчал себе под нос. Машин на улицах было невиданно, несмотря на воскресенье, когда народ едет не на дачи, а совсем наоборот. Впрочем, Симферопольское — курортное направление. Может, вся Москва дружно отправилась в Крым на своих колесах?
Но стоило нам пересечь МКАД, как стало просторно. Уродливые постройки быстро убежали назад, и вокруг раскинулись поля с вылизанными поселками меж холмов и радостной зеленью перелесков. Я стала припоминать книжные сравнения аккуратных европейских деревень с грязными и покосившимися русскими избами. Зарубежные авторы объясняли эту разницу ленью и пьянством русского мужика, наши отсылали к монголо-татарскому игу. А теперь можно наглядно убедиться, что и в России способны жить чисто и богато, то есть последствия ига и пьянства мы уже преодолели.
CD-плеер у Володи в машине играл ретро, «Отель „Калифорния“». Брянский начал что-то рассказывать мне из истории этой песни, но сбился и смутился. А потом все-таки спросил:
— Ну и что за диета?
Я рассказала.
— А для чего это все? — не понял он.
— Для настроения. Ну и вес контролируется, потому что прежде чем что-то съесть, думаешь.
— Забавно. А я…
И тут его прорвало. Видимо, давно хотелось поделиться с кем-то историей своего похудания, но среди мальчиков такие разговоры не особенно приняты, а близко знакомой девочки у него не было. Это я сразу поняла по энтузиазму, с которым он стал описывать свое пребывание на специальном похудательном курорте. И этот факт — отсутствие близкой девочки — меня, конечно, порадовал, хотя не особенно удивил.
Его терзали какими-то запредельными методиками, о которых даже не всегда можно рассказать. Но самое интересное — это ампелотерапия, лечение виноградом. Дело в том, что в процессе похудания у него обнаружились всякие побочные болячки, связанные с лишним весом. И три разгрузочных дня он сидел только на винограде, полтора кило в день сочных кисловатых ягод и больше ничего нельзя, даже воды.
— Поверишь, к третьему дню я перестал выплевывать косточки, сгрызал их в порошок.
— Классная диета, — сказала я, вспоминая свой капустный супчик и прикидывая, сколько мог стоить курс такого лечения, где виноград был лишь составной частью.