Все краски мира
Шрифт:
Прошло время, за долги отобрали сборщики налогов и дом его, и мастерскую. Дервишем стал мастер. «Дивана», так теперь звали его люди. Пытаясь забыть дочь визиря, год за годом скитался он. До Хорасана, до Пянджа доходил он в своих скитаниях. И в Бухаре видели его люди. Но ни с кем не разговаривал он, ни о чём не спрашивал, потому что, несмотря на скитания, в ушах его по-прежнему звучал грохот разбиваемого кувшина, а перед глазами стояло гневное лицо дочери визиря. Как и в Багдаде, сидел он в иных краях в тени дерева, только теперь стояла перед ним небольшая пиала, в которую сердобольные дехкане клали иногда горсточку риса. Сгорбился и высох мастер, стала белой, без единого чёрного волоска, борода его, поредели белые волосы его. Наконец, после многих лет скитаний, вернулся он в родной Багдад. И поразила
В то время как несчастный горшечник странствовал по свету, дочь визиря выдали замуж за одного из приближённых халифа – человека достойного и богобоязненного. Двух детей подарила она ему. Но по неизвестной причине впал он однажды в немилость у повелителя и был казнён, что в те времена случалось нередко. Грозен был повелитель, но и великодушен. Чтобы не нуждалась семья казнённого, велел он назначить жене его небольшую выплату из сокровищницы своей. С тех пор одиноко жила она с детьми в небольшом доме с небольшим садом, окружённым высокой стеной. Матерью халифа была обласкана она, и время от времени призывали её во дворец, чтобы обучала она малолетних дочерей халифа пению и танцам. И был день, когда во дворце случилось с ней страшное. Сильно расшалились дочери халифа, и напрасно пыталась она унять их. В попытках успокоить их, неловко повернувшись, уронила она большую, высотой в её собственный рост, вазу, стоявшую недалеко от двери. Холодом обдало её, сердце как будто остановилось: это была любимая ваза повелителя правоверных. Страх вошёл в сердце её, потому что крутым нравом отличался повелитель. Никогда не откладывал он наказание, никогда не прощал виновного. За подобный проступок могла она лишиться руки, а если халиф был бы не в духе, то и головы. Со слезами отправилась она к матери халифа и рассказала ей всё без утайки. Старая женщина пожалела дочь визиря и, обративши к ней суровый взор свой, сказала: «Аллах благоволит к тебе, несчастная! Уехал повелитель на большую охоту. Шесть или семь дней есть у тебя. Если за это время найдёшь ты мастера, который сделает вазу, неотличимую от разбитой, спасена ты!» Велела она слугам подобрать все до единого осколки вазы и отнести их в дом дочери визиря. А та побежала в дом матери своей, и с плачем рассказала ей об опасности, нависшей над её жизнью. Не сдержалась ханум, крепко отругала она дочь свою, но в помощи не отказала. Послала она слуг к горшечникам, известным в это время в Багдаде. Но никто из них, даже за тысячу динаров, не брался за столь сложную работу. День уже клонился к закату, мастер так и не появился, и обе женщины были в отчаянии. И вспомнила тогда ханум, что однажды, много лет назад, разговаривала она с одним знаменитым мастером, договаривалась, чтобы выложил он на стене надпись в честь её мужа, но мастер тот, раз появившись, так больше никогда и не пришёл снова и не выполнил заказанную работу. Но вспомнила она также, что это был лучший мастер из всех, когда-либо известных в Багдаде, и поняла, что только он способен сделать вазу, неотличимую от разбитой. Послала она слуг в его мастерскую, и, вернувшись, слуги рассказали, что мастер
Долго спал мастер, а когда проснулся, увидел он, что рядом с ним тихо сидит невысокая женщина в никабе. Увидев, что проснулся дервиш, приветствовала она его и сказала, что госпожа просит мастера посетить её дом, так как желает побеседовать с ним. И хотя день уже клонился к закату, не стал отказываться он. Уже в сумерках подошли они к дому дочери визиря. Служанка проводила его в комнату госпожи и тут же удалилась. Наедине остались они, и не было теперь гнева в глазах её. Не было покрыто лицо её. Исполнилась, наконец, мечта мастера – видеть мог он любимую свою и мог, наконец, признаться ей. Но молчал мастер. Годы отчаяния и скитаний наложили печать молчания на уста его, радость от созерцания дорогого облика растворилась в горечи тоски его. Да и не узнала его дочь визиря, хотя видела его работу и могла бы догадаться, что это тот самый мастер, который однажды принёс ей чудесный кувшин.
Любезно разговаривала с мастером дочь визиря, и глубокая благодарность слышалась в каждом слове её. А она поведала мастеру, что тысячу динаров предлагала она мастерам Багдада, но никто из них не согласился выручить её из беды. И хотела узнать она, какую награду мастер считает достойной трудов его. Пусть только назовёт он цену, и она выплатит ему всё, даже если ей придётся для этого продать себя и всех обитателей дома в рабство. Молча слушал мастер речь дочери визиря, молча впитывал он звук её голоса. И силы души его, растраченные в скитаниях, вновь возвращались к нему. Ничего не сказал он даже тогда, когда закончила она взволнованную речь свою и умоляюще посмотрела на него. Молча покачал он головой, отвергая всякую плату, и, повернувшись, хотел было уйти, но остановила его дочь визиря, встала на его пути и в порыве благодарности поцеловала его. Чудо произошло тогда, прав был великий Абу Али – выпрямился мастер, молодым блеском сверкнули глаза его, потемнели волосы его и даже в бороде появились несколько тёмных волосков. Очистился взор его, и ушла из него невыносимая тоска – неотвязная спутница его среди скитаний. И узнала, наконец, дочь визиря того, кто много лет назад принёс ей дар своей великой любви, и кого так безжалостно отвергла она!
Конец ознакомительного фрагмента.