Все лестницы ведут вниз
Шрифт:
Эти бутерброды, с обеих сторон покрывшие сыр и бекон ломтиками белого хлеба, вымоченные в яйце с молоком, для Ани любимейшее из блюд. Когда в ее кармане было немного денег, хватавших не только на кофе, она не могла удержаться, чтобы не купить хотя-бы один из них, каждый раз напоминая Николаю, чтобы он разогрел их горячими.
Невозможно не умилиться при виде Ани, намеренно откусывающей от бутерброда маленькие кусочки и тщательно, смакуя прожевывая их; какое удовольствие и блаженство выражается в ее глазах, как разглаживаются ее черты лица, а уголки рта незаметно для нее самой приподнимаются, образуя мало заметную улыбку. Кто бы ни был суров или сердит по отношению к Ане, он тут
С удовольствием управившись с едой, довольная, и заметно повеселевшая, она принялась попивать кофе через крышечку. Ее редкие брови, расправив складку на переносице, приподнялись над заметно подобревшими глазами. Ноги, запрокинутые правою на левую, протянулись под столом, скрывая мокрые посеревшие белые носки. На сердце Ани стало гораздо легче, словно аромат кофе отпугивал все ее страшные, тревожные мысли; будто бы она не мучилась половину бессонной ночи, всхлипывая, тяжело вздыхая и обливаясь слезами: одна в темноте, оставленная всем миром.
Приятное, умиротворяющее, согревающее тепло распространялось по телу изливаясь в руки и ноги, отпугнув бледность ее лица. Аня преспокойно, опрокинувшись спиной на спинку стула, наконец расслабившись, попивала маленькими глотками кофе и смотрела в окно. Холодный ливень уже не был опасен и вовсе не страшен; завывающий ветер теперь бессилен. Аня надежно скрылась от ненастья: победила его, вытравив из себя до того сковывающий ее холод, заставлявший дрожать тело, руки и зубы. Теперь она не столь беззащитна — все еще оставлена всем миром, но миром не сломлена, не забита Судьбой.
— Коль, — неожиданно для самой Ани вырвалось у нее. — Слышь, Коль! — не оборачиваясь, со стаканом в руке крикнула она и тут же спохватилась. Зачем она окликнула его, ведь что сказать, как начать, Аня так и не придумала. Вырвалось само собой и совершенно не кстати — слишком расслабилась. Она обругала себя неприличным словом, напряглась, насупилась, ожидая ответа, готовясь к обороне. Но ее слова, казалось, вылетели наружи, смешались с шумом дождя и им были проглочены.
— Что тебе? — спустя время неожиданно услышала за спиной голос Николая. Он стоял в проеме, все такой же сонный, но уже не столь мрачный лицом. Удивительно, как обычное человеческое «спасибо» может отыграться в душе даже этого черствого человека.
— Ничего, — процедила сквозь зубы Аня не оборачиваясь. — Случайно вырвалось.
Николай молча развернулся и ушел. В подсобке Соболев всегда читал: там ничего не отвлекает, хотя, казалось бы, что может отвлекать его в зале безлюдной кофейни. Разве что Аня скажет что-то «случайно».
Немного поразмыслив и решив, что если не сейчас, то когда же — не сидеть же здесь целый день, она снова окликнула Николая.
— Слышь! Я на самом деле вот что хотела тебе сказать! Ты же христианин? В бога веришь… — с пренебрежением сказала она. — Ведь так? Ты слышишь? Эй! — Обернулась она к пустому дверному проему подсобки. — Ты слушаешь меня?
— Слышу-слышу, — отозвался Николай. Он и не мог не слушать, и даже более: ему стало интересно, к чему эта не словоохотная девочка ведет. Казалась, что уже сейчас, только начав говорить, она сказала больше, чем за все эти пол года ее посещений кофейни, за исключением одного только случая, когда Аня вдоволь высказалась в порыве своего бурного гнева. — Говори, я слушаю.
— Ты должен помогать людям, ведь так? —
— Кому же я должен помочь, добрая девочка? — не без сарказма сказал Николай, не сходя со своего места на стуле около маленького столика в углу подсобки, на котором, как правило, у него лежало пара книг религиозного характера. Одна из них была раскрыта в его руках.
Аня терпеть не могла, когда ее называют девочкой, тем более она поняла, что Николай сказал это в насмешку. Отвернувшись от стойки, она раздраженно забила по столу своими длинными ухоженными черными ноготками.
— Добрая девочка, — прошипела Аня, будто продолжая выбивать нервы через ногти. — Скотина рослая! Вот урод! — сжала челюсть.
— Мне ты должен помочь! — выкрикнула она, срываясь на ярость. — Ты должен меня удочерить! — потребовала Аня.
Часть 1. Глава I
Часть первая, где я угрожаю, бесстыдно вру, гуляю, немного думаю… Всех ненавижу, особенно продавцов книг. Терпеть не могу перегоревшие лампочки!
Спорим, я дотянусь;
До самого неба достану?
Не веришь? Пригнись.
Там, внизу, гляди в темноту.
Где озеро, там я останусь.
Когда пойду, друга позову.
С ним, вместе, нырять начну.
Там, с другом, я и расстанусь.
Уплыву на самую глубину.
Не веришь? Там небо!
Там я счастье обрету!
Из ранних записей Воскресенской Ани
Глава I
1
Посреди учебного процесса в школе произошел неприятный инцидент. За все свои двадцать шесть лет стажа, Татьяну Петровну не затрагивал скандал таких величин и масштабов, что побудило ее поднять настоящую тревогу. Из учительской пропали тетради с домашними работами учеников всех трех классов девятого года обучения. Перерыли весь кабинет со всеми его шкафами, расспрашивали коллег, звонили в этот день выходным, привлекли двух уборщиц и охранника, но никто ничего не видел и не слышал. Более того, нельзя было сказать: пропали работы в понедельник, когда Татьяна Петровна снесла их в учительскую, либо же во вторник.
Ничего не оставалось, как допрашивать подозреваемых, коими были все те ученики, которые уже не раз были замечены в хулиганстве и имели дурную репутацию. Ирина Васильевна — директор школы — вполне оптимистично смотрела на возможный исход дела, так как по ее представлениям, в скандале замешаны по-меньшей мере двое, а скорее даже трое человек. Она была уверена, что один ни в коем случае не полезет в учительскую, если хотя-бы другой не будет «караулить у двери», высматривая кого-нибудь из учителей. То, что проступок совершен группой, уже дает больший шанс, что дело разрешиться, потому как одиночка всегда будет молчать, и как не запугивай всех подряд коллективной ответственности, он то никогда не сознается. Другое дело, когда это касается группы. Не редко находится тот, кто испугается, проговориться, или просто прислушается к голосу совести: главное, только правильно попугать или тонко призвать к добропорядочности — смотря по обстоятельствам.