Все лгут

Гребе Камилла

Потом был праздничный ужин у Греты – несмотря на то, что та однажды была влюблена в Самира, она смогла смириться с тем, что отныне мы с ним были вместе, и великодушно одолжила свой домик на шхерах. Само собой, присутствовали дети, и мама, и мои ближайшие подруги. Родители Самира умерли, а братьев и сестер у него не было. Зато был десяток кузенов, из которых общение Самир поддерживал лишь с одним – Мухаммедом. Тот прилетел на нашу свадьбу из Марракеша с женой по имени Мона.

В преддверии праздника я немного волновалась, ведь Мухаммед с женой были мусульмане. Я переживала, все ли им можно есть и не оскорбит ли их чувства алкоголь на столах.

Самир надо мной посмеялся, заверив, что все пройдет как нельзя лучше, и посоветовал расслабиться.

– Вот

теперь ты – так себе шведка. Ты записать его в террористы и трезвенники и заранее считать унылый говно только потому, что он носить исламский имя.

Разумеется, Самир оказался прав на все сто: вина Мухаммед выпил больше всех, а Мона всю ночь трепалась с Ясмин и моей матерью. А когда Самир достал гитару и заиграл какой-то популярный арабский мотив, Мухаммед с Моной подтянулись вслед за ним и запели «За короля и Отечество», и если я не ошибаюсь, в глазах моей матери в тот миг стояли слезы.

Я удостоверилась, что нам повезло – кузен Самира и его жена оказались не только светскими, но еще очень приятными в общении и сердечными людьми.

В тот день нам везло со всех сторон. Каким-то чудом мама ни разу не произнесла слова «араб», а погода весь день стояла чудесная. Сияло солнце, нежный ветерок что-то нашептывал верхушкам сосен, а перед маленьким домиком Греты расстилалось море – гладкое, словно отрез шелка. Когда настала ночь и гости разошлись, мы остались на пляже встречать рассвет.

– Я счастлива, – выдохнула я.

Самир погладил меня по спине, устремив взгляд на проступающую у самого горизонта светлую полосу.

– Счастье мимолетно. Как шведский лето. Возникать из ниоткуда и так же быстро, без предупреждения, исчезать.

Мне кажется, я засмеялась, потому что эта неуклюжая метафора оказалась одновременно точна и забавна.

В тот миг мне не пришло в голову, что он мог быть прав.

* * *

После свадьбы Самир и Ясмин переехали в дом на Королевском Мысе. Это решение было наилучшим – мы оба с ним согласились. Места было полно, Ясмин могла продолжать ходить в свою гимназию – время в пути увеличивалось незначительно, а Самир ничего не имел против общественного транспорта. Вот еще одна из его прекрасных черт: трудности никогда его не останавливали. Он совершенно безразлично отнесся к перспективе каждые утро и вечер проводить в дороге по часу. Очевидно, на работе он не испытывал сильного стресса. Насколько я могу судить, она была сложна, требовала многолетней академической подготовки и острого, как скальпель, интеллекта. Но несмотря на все это, приходя с работы домой, Самир никогда не выглядел уставшим или утомленным.

Он никогда не отвечал отказом, если Винсент хотел поиграть в футбол или порисовать, и чаще всего именно Самир готовил ужин. И что это были за ужины! Мы перепробовали множество блюд североафриканской кухни: кускус с ягнятиной, марокканский салат залук с баклажанами и помидорами, марокканский суп харира. А домашний хумус с чесноком и лимоном, а свежевыпеченный хлеб, а чай со свежей мятой, которую Самир вырастил на одной из старых папиных грядок? Самиру каким-то образом всегда удавалось не переборщить со специями, так что даже Винсенту, который не любил резкие вкусы, еда нравилась.

– Немного хариссы [8] животу на пользу, – обыкновенно посмеивался он.

С уборкой, конечно, дела обстояли несколько иначе. Никто из нас, за исключением Винсента, не любил наводить порядок. По этой причине в раковине росла гора посуды, а кучи нестиранного белья копились неделями. Пыльные перекати-поля размером с хорошую крысу таились по углам, а комнатные растения чахли на подоконниках. Так могло продолжаться неделями, пока кто-нибудь не решался положить этому конец. Этим кем-нибудь, конечно, всегда была я. Мне не импонировала роль старосты в семье, я для нее не подходила и превращаться в умницу Аннику [9] , которая вечно

сетует на запущенное хозяйство, тоже не хотела, предполагая, что так оно, скорее всего, и выйдет. Человека наделяют ролью, или он берет ее на себя – это зависит от того, как он смотрит на ситуацию. Кто-то становится Умником (Самир), кто-то Весельчаком (Винсент), а уж коль скоро я примерила на себя роль умницы Анники, отказаться от нее стало уже невозможно.

8

Острый пастообразный соус красного цвета из перца чили и чеснока с добавлением кориандра, зиры, соли и оливкового масла, используется в блюдах тунисской кухни.

9

Героиня популярных сказок Эльзы Бесков.

Так кем же была Ясмин?

Я не знала этого тогда, не знаю и теперь. Да и как можно вообще с уверенностью рассуждать о таких вещах? Мы знаем лишь то, что видим, а видим мы ту сторону, которую человек решает продемонстрировать. Так что даже самые близкие могут скрывать свое истинное «я».

Нет, я не догадывалась, кем была Ясмин в душе, но вот в том, что она хотела бы быть Белоснежкой, просто уверена.

Перемены в Ясмин я заметила сразу после свадьбы, она изменилась буквально за одну ночь. Начала краситься, подводила красивые глаза агрессивными черными стрелками. Кожу прятала под толстым слоем тонального крема и упорно обливалась таким количеством парфюма, что Винсент принимался чихать, едва войдя в комнату. Что до ее одежды – Ясмин теперь выглядела так, словно вместо школы собиралась пойти в ночной клуб.

Мне было больно на это смотреть, ведь раньше она была намного красивее. Но ей я вряд ли могла это озвучить. Я скучала по той девчонке, которая сидела со мной на корточках возле грядки, и хотела, чтобы она вернулась.

Но об этом я тоже не могла сказать Ясмин.

Она сделалась нервной. Стоило мне высказать малейшее замечание по поводу ее внешнего вида или поведения, тут же взрывалась. Не то чтобы у меня было много замечаний – я изначально понимала, что не мать ей, и уж точно не пыталась заменить ее. Но разумеется, время от времени советовала ей, к примеру, одеться потеплее, когда на улице стоял мороз. Она истолковывала мою заботу превратно. Я беспокоилась лишь о том, как бы она не замерзла – мне было вообще наплевать на то, что она теперь носила тонкие топы с глубоким декольте и юбки такой длины, что, когда она наклонялась обуться, из-под подола виднелись ее трусы.

В свете всего этого мне казалось тем более странным, что Самир с ней об этом не говорил. Я была убежденной феминисткой и, разумеется, считала, что у женщин должны быть ровно те же права и возможности, что у мужчин. При этом, однако, я оставалась реалисткой и понимала, что, живя в нашем обществе, человек должен хоть немного думать о том, что он транслирует в мир.

Ясмин транслировала секс.

* * *

Входная дверь снова хлопнула, и я увидела, как полицейские возвращаются к себе в машину. Впереди упругой походкой шагал Гуннар, пригибаясь под натиском ветра. Одной рукой он придерживал кепи, а в другой нес портфель. Анн-Бритт поспевала следом за ним, семеня по обледеневшей дорожке и не высовывая рук из глубоких карманов пальто.

Стало светлее, и серо-стальное небо тяжко повисло над самыми верхушками деревьев. Одинокие снежинки кружились в танце с ветром; они опускались на землю, чтобы затем вновь взвихриться и взмыть вверх. Деревья и кусты тянули озябшие ветви к тому скудному свету, который еще оставался, твердо уверенные, что однажды придет весна. Газон выглядел неопрятно – повсюду, где успел поиграть Винсент, виднелись проплешины, покрытые замерзшей глиной, в них четко отпечатались его маленькие следы – хрупкие, застывшие во времени и пространстве. По другую сторону живой изгороди лежали луг и позеленевшая от старости медная крыша усадьбы Кунгсудд, что означает «Королевский мыс».