Все мертвые обретут покой
Шрифт:
Я оставил для Морфи сообщение. Мне хотелось знать, что есть у полиции на Байрона. Возможно тогда, его образ приобретет для меня более зримые очертания. Пока же он продолжал оставаться безликим, как и его жертвы, если Байрон вообще был тем самым загадочным убийцей. При поддержке местной полиции федералы могли вести поиск с большей надеждой на успех, чем группа заезжих визитеров из Нью-Йорка, явно переоценивающих свои силы. Я рассчитывал выйти на Странника с другой стороны, но со смертью Джо Боунза нить надежды оборвалась.
Прихватив телефон и томик Рэли, я отправился в кафе «Умамы» на Пойдрас-стрит, где напился
6
Уолтер Рэли (ок. 1552-1618) — английский политический и военный деятель, поэт и историк, он прожил яркую, богатую событиями жизнь, был одним из фаворитов Елизаветы I. Заключенный в Тауэр, написал свою «Историю мира...». После провала организованной им экспедиции в Гвиану Рэли был казнен Яковом I Стюартом на основании так и не отмененного приговора 1603 года. — Прим. ред.
Мой сосед по столику поглощал яичницу с ветчиной с сосредоточенным видом никудышного любовника. От потекшего желтка его подбородок приобрел нежную желтизну лютика. Кто-то стал насвистывать «Прекрасную маркизу», но почти сразу отказался от этого занятия, запутавшись в сложностях мелодического рисунка. Негромкое жужжание разговоров смешивалось с тихо лившейся из приемника песенкой и отдаленным сердитым ворчанием медленно движущегося транспортного потока. Снаружи царила обычная для Нового Орлеана влажная духота. Такой день располагает любовников к ссорам, а на детей нагоняет мрачное уныние.
Так прошел час. Я позвонил в следственный отдел Сент-Мартина и выяснил, что Морфи взял выходной, чтобы заняться домом. Делать все равно было нечего, поэтому я расплатился, добавил в бак бензина и снова отправился в сторону Батон-Руж.
Я поймал радиостанцию Лафайета. Ведущий пообещал час, как он выразился, классической креольской музыки. Я остался на этой волне и слушал сменяющие друг друга мелодии, гармонировавшие с пейзажем за окном.
Наконец я остановился у дома Морфи. С реки задувал ветерок и сухо хлопал листом пластика. Морфи менял облицовку внешней стены с западной стороны дома. Пели на ветру рейки, поддерживающие пластиковые панели: настырный ветер норовил выдернуть их из креплений. Забавлялся ветер и с одним из окон, недостаточно надежно закрепленным, а сетчатая дверь от его порывов стучала о раму, как усталый путник.
Мой оклик остался без ответа. Я обогнул дом, отметив, что дверь черного хода поддерживала открытой половинка кирпича. Я снова крикнул, и голос мой гулким эхом прокатился по центральному коридору. Помещения первого этажа были нежилые, но и наверху стояла тишина. Я достал пистолет и поднялся наверх, по свежеструганым ступеням, приготовленным к покраске. В спальнях никого не оказалось. Дверь ванной стояла открытой, и там было пусто. Возле раковины аккуратно разместились туалетные принадлежности. Я
— Брось оружие, — приказал голос.
Я послушно разжал пальцы.
— Теперь поворачивайся, но медленно.
Оружие от шеи моей убрали, я медленно повернулся и увидел перед собой Морфи, а в руках его в нескольких дюймах от моего лица «пистолет» для вкручивания шурупов. Увидев меня, он вздохнул с облегчением и опустил «оружие».
— Черт, как ты меня напугал, — признался он.
— Спасибо тебе пребольшое, — я тяжело опустился на нижнюю ступеньку. Сердце готово было выскочить у меня из груди. — После пяти чашек кофе такой встряски мне только и не хватало.
— Вид у тебя неважный. Поздно лег вчера?
Я посмотрел на него; чтобы проверить, нет ли в его словах подвоха, но он отвернулся.
— Да, что-то наподобие того.
— Новость слышал? Прошлой ночью Джо Боунза порешили вместе с его командой. Самого Боннано здорово искромсали, прежде чем прикончить. Полицейские убедились, что это он, только когда сличили отпечатки, — Морфи сходил на кухню и вернулся с пивом я колой для меня. Я обратил внимание, что кола была без кофеина. Подмышкой у него торчала «Таймс пикейун».
— Ты это видел?
Я взял у него сложенную вчетверо газету. На первой странице внизу бросался в глаза заголовок: «Полиция идет по следу убийцы, совершившего серию ритуальных убийств». В статье сообщались такие подробности смерти тетушки Марии и Ти Джина, которые были известны только лицам, занимающимся следствием. В газете давалось описание положения тел, обстоятельства их обнаружения, характер некоторых ран. Далее выдвигалось предположение, что убийство в Бактауне человека, известного своими связями с главным криминальным авторитетом, имеет отношение к обнаружению тела Лютис Фонтено. Но самое скверное в этой писанине было то, что там говорилось о расследовании полицией Нью-Йорка двух сходных случаев, произошедших там в конце прошлого года. Имена Сьюзен и Дженнифер не назывались, однако анонимный автор статьи, подписавшийся как «корреспондент „Таймс пикейун“», знал, несомненно, вполне достаточно об этих убийствах, чтобы при желании указать имена жертв.
— Это твои люди разговорились? — я опустил газету. На сердце навалилась тяжесть.
— Не исключено, хотя и сомнительно. Федералы винят в утечке нас. Они наседают на нас с обвинениями в саботаже расследования. — Он отхлебнул пиво и высказался яснее. — Кое-кто подумывает, что все выболтать газетчикам мог ты. — Я видел, что ему неловко говорить это, но взгляд он не отвел.
— Не делал я этого. Если всплывут имена Дженнифер и Сьюзен, меня сразу свяжут со всем, что происходит. А мне совсем ни к чему, чтобы вокруг роились репортеры.
Морфи на минуту задумался и кивнул.
— Мне кажется, ты мыслишь верно.
— С редактором говорили?
— Когда вышел первый выпуск, ему позвонили домой. У нас свобода прессы, и источники информации, что льют на нас дерьмо, защищены законом. Мы не можем заставить его говорить, но... — Морфи крепко потер затылок — ...необычно все как-то, странно. Газета высказывается очень осторожно и явно старается не навредить следствию. По-моему, это идет от кого-то, кто очень близко связан со следствием.