Все мы люди
Шрифт:
– Прекрасно, – сказал Чонси и, обращаясь к прислуге, продолжил. – Слушайте. Те мужчины, которые приехали со мной, они весьма эксцентричные американцы, просто постарайтесь на них не обращать внимания. Они пробудут здесь несколько дней по своим делам, а после уедут. Просто игнорируйте их, пока они находиться здесь, а если они будут вести себя чересчур странно, то сделайте вид, что вы их и вовсе не замечаете.
– Ох, р… – сказала Эдит.
– Да, – пообещал Берт.
Глава 4
Дортмундер, прислонившись к шкафу Чиппендейл (стиль
– Семь двадцать пять Семь-пятьдесят. Семь-пятьдесят справа от меня. Семь семьдесят пять. Восемьсот. Восемь двадцать пять. Восемь двадцать пять слева от меня. Восемь двадцать пять? Восемь-пятьдесят. Восемь семьдесят пять.
Они начинали с двух сотен, и Дортмундеру к настоящему моменту стало скучно, но он был полон решимости остаться здесь столько времени, сколько потребуется, чтобы узнать окончательную цену, которую заплатит богатый японец за арахисовую тарелку с птицей.
Он находился в одном из аукционных залов Parkeby-South – крупная аукционно-оценочная фирма на Саквилл-стрит неподалеку от Пикадилли. Она занимала множество помещений в двух смежных зданиях и являлась одной из старейших и известнейших в своей сфере деятельности, а также имела представительства в Нью-Йорке, Париже и Цюрихе. Под этой крышей, точнее под крышами располагались километры редких экземпляров книг, гектары ценных ковров, настоящий Лувр из картин и скульптур, китайского фарфора и стекла, большое количество шкафов, комодов, бокалов, бельевых комодов, книжных столов, платяных шкафов, раздвижных столов и винных шкафов, которыми можно было заполнить любой гарем в мире. Это место выглядело как Сан-Симеон с замком Херста, но только в Европе.
Комнаты в Parkeby-South были поделены на три вида. Было около полудюжины аукционных комнат, заполненных людьми сидящими рядами на деревянных складных стульях и делающими невероятные ставки на различные предметы из мрамора и кристаллов. Второй тип комнат состоял из демонстрационных помещений, которые были сверху донизу забиты всем, чем можно, начиная от бронзовой статуи лошади генерала Першинга в натуральную величину и заканчивая шмелем из дутого стекла. И, наконец, третий вид помещений, на закрытых дверях которых висела табличка «PRIVATE».
Сдержанные невооруженные седовласые охранники в темно-синих мундирах старались не выдавать свое присутствие, но от зоркого глаза Дортмундера не ускользнуло, что они были везде. И когда он попытался толкнуть дверь с «PRIVATE» и посмотреть, что произойдет, то один из охранников моментально материализовался из воздуха и с любезной улыбкой спросил:
– Да, сэр?
– Где находиться мужская уборная?
– На первом этаже, сэр. Вы не сможете пропустить ее.
И они уже были на первом этаже. Дортмундер поблагодарил его, вывел Келпа из его загипнотизированного созерцания золотых колец в остекленном шкафу и пошел вверх, где теперь наблюдал восточную борьбу за тарелку для холодца.
Он задумался… здесь должно находиться предметов на сумму более миллиона долларов.
Охранники были везде, словно грипп в январе, и, если Дортмундер не ошибается, отсутствовала сигнализация на окнах, что могло означать только одно: охранники дежурили круглосуточно.
– Одиннадцать сто, – сказал аукционист. – Одиннадцать-пятьдесят. Это 1150 слева от меня.
Одиннадцать пятьдесят? Нет? Одиннадцать пятьдесят слева от меня, – и он ударил своей «хоккейной шайбой» в левой руке по поверхности деревянной трибуны. –
Продано за 1150. Лот номер 157, две вазы.
В то время как пара одетых в серое сотрудников поднимали фарфоровые вазы с изображением стоящего на одной ноге фламинго, Келп недоверчиво прошептал:
– Они заплатили тысячу сто пятьдесят долларов за ту маленькую миску?
– Фунтов, – прошептал в ответ Дортмундер. – Английские деньги.
– Одиннадцать сто пятьдесят фунтов? А сколько это будет наличными?
– Больше, – ответил Дортмундер, который не мог дать ответ на этот вопрос.
– Две штуки?
– Что-то вроде этого. Давай уберемся отсюда.
– Две штуки за небольшую чашку, – повторил Келп, следуя за Дортмундером по коридору.
Позади них послышался голос аукциониста, который начал торги ваз с шестисот, фунтов, а не долларов.
Выйдя на улицу, Дортмундер пошел по направлению к Пикадилли, но заметил, что Келп отстал и задумчиво глядел назад.
– Пошли, – позвал Дортмундер, но Келп замешкался, поглядывая через плечо.
Дортмундер нахмурился:
– В чем дело?
– Я хотел бы там жить, – произнес он и повернулся с задумчивой улыбкой к Дортмундеру.
Однако его лицо почти сразу же изменилось, появился озадаченный взгляд. Он, казалось, вглядывался во что-то.
Дортмундер посмотрел в том же направлении и, ничего не увидев, спросил:
– Ну что теперь? Ты хочешь жить в том магазине серебряных изделий?
– Я думаю… Нет, это невозможно.
– О чём ты думаешь?
– Просто на секунду… – Келп пожал плечами и покачал головой. – Мне показалось, что я увидел парня, похожего на Покьюлея. Такой же полный, как и он. Он вошел в одну из тех дверей. Ты знаешь, как похожи люди на других людей. Особенно если они не из города.
– Люди похожи на других людей не из города?
– Возможно, это был не он, – произнес я Келп и пошел энергично вперед, оставив позади Дортмундера, смотрящего ему вслед.
Оглянувшись назад, Келп спросил?
– Ну? Ты идешь?
Глава 5
– Я не знаю, как правильно поступить, – сказал Дортмундер.
Чонси оторвался от своей брюссельской капусты:
– Я огорчен твоими словами.
Все четверо из них присутствовали на ужине в квартире Чонси. Блюда были приготовлены Эдит и поданы на стол с многочисленными «R» Бертом. Это была их первая совместная трапеза с тех пор, как они прибыли, со вчерашнего дня, поскольку встретиться раньше не позволила смена часовых поясов, вызванная разницей в пять часов.