Все мы люди
Шрифт:
Келп приучил себя вставать осторожно, а не резко вскакивать. Медленно выкатившись из–под комода, он выпрямился с множеством тресков, скрипов и стонов. Дортмундер направился в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок перед полетом.
Час дня, покинув Хитрой, он должен прибыть в четыре вечера (восемь часов и пять часовых поясов) в аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке. Дортмундер брился и одновременно улыбался своему отражению в зеркале, и как результат – некрасивый порез.
Приклеив кусочек туалетной
– Доброе утро, – поздоровался Дортмундер.
Чонси засиял поверх своей газеты:
– Доброе утро? Ей-богу, Дортмундер, это самое лучшее утро в моей жизни! И таким сделал его ты, ты превратил меня в успешного человека и я рад, что познакомился с тобой.
– Конечно, – согласился Дортмундер и потянулся за кофейником.
Вошла Эдит, потирая руки о передник и улыбаясь, когда задавала вопросы.
– Я думаю, что сегодня утром можно подать копченую рыбу, Эдит. Четырех порций будет достаточно.
Эдит удалилась, похихикивая, как только вошел Келп, который выглядел уставшим и счастливым:
– Больше никогда не буду спать под комодом. Это как помилование от губернатора, – сказал он, присел, налил кофе и обратился к Дортмундеру: – Что будем делать с тем добром, которое подобрали вчера ночью?
– Ну, мы не сможем провести все через таможню США, – ответил Дортмундер, – это я знаю точно.
– В Таймсе говориться, – вмешался Чонси, – вы взяли прошлой ночью в Parkeby-South ценностей на восемьдесят тысяч фунтов.
– О нас писали в газетах? – спросил Келп.
– Прямо здесь, – и Чонси передал газету.
Дортмундер спросил:
– Восемьдесят тысяч фунтов? Сколько это в долларах?
– Грубо пятьдесят тысяч. Какую сумму вы получите после продажи награбленного?
– Возможно десять процентов.
Чонси выглядел удивленным:
– И это все? Пятнадцать тысяч?
– Ты не сможешь получить хорошие деньги, если торгуешь товаром из полицейского списка.
– Я выпишу тебе чек, прямо сейчас, на десять тысяч долларов, – предложил Чонси. – Достаточно?
– Только не чек, – взмолился Дортмундер.
– Да, я вижу, – Чонси нахмурился, подумав, – эта жизнь только в мире наличных может быть сложной для тебя.
Келп сказал:
– Здесь говорится, что мы, очевидно, были англичанами, хорошо образованными и попытались замаскировать наше происхождение с помощью поддельного австралийского акцента.
Вошла, покачиваясь, хихикающая Эдит с четырьмя блюдами жареного на масле филе лосося с дольками лимона, и все приступили к еде. Келп же продолжал читать в Таймсе описание детальных подробностей ограбления. Он сказал:
– А кто такой Раффлз?
– Понятия не имею, – ответил Дортмундер.
– Дортмундер, а что ты скажешь на это? Я позвоню своему бухгалтеру после обеда и попрошу, чтобы он конвертировал десять тысяч долларов в наличные. Ты сможешь забрать их в следующий понедельник. Я скажу тебе пароль, поэтому он будет знать, что ты и есть тот человек, который должен забрать деньги.
– Отлично, – согласился Дортмундер.
– Если Зейн не спуститься вниз скоро, – сказал Чонси, – то его рыба остынет.
– Возможно именно такую он и любит, – пошутил Дортмундер.
Келп вмешался:
– Могу я оставить эту газету себе?
– Конечно, – разрешил Чонси, проглотил последний кусок рыбы, запил кофе и встал на ноги. – Я должен глянуть на нее. Я должен увидеть ее снова.
И он направился в гостиную, где прошлой ночь в шкафу у входной двери он оставил чехол от зонта. Келп произнес:
– Я хорошо расслышал? Он даст нам десять штук за вчерашний товар?
– Так он сказал.
– Оказалось, что все не так плохо. К тому, что мы заработали раньше, добавим еще и это, – Келп делал подсчеты на своих пальцах, – …двадцать три тысячи долларов поштучно.
– Двадцать три тысячи долларов в год – это плохая зарплата, – высказал свое мнение Дортмундер.
Внезапно из другой комнаты послышался резкий разрезающий тишину вой, как будто кто–то ранил дикого быка. Дортмундер и Келп в изумлении посмотрели на дверь. Шатаясь, вошел Чонси, бледный, страшный, с растрепанными желтыми волосами. Его безвольно висящая руку держала уголок холста картины, еще не до конца выпрямленной, которая волочилась по ковру.
– Что-то не так, – произнес Дортмундер и подошел, чтобы забрать картину из вялой руки Чонси. Когда он взглянул на нее, все было в полном порядке: Глупость продолжала вести человека к гибели. Подошел и Келп с копченой рыбой на вилке в правой руке:
– Что случилось?
– Подделка, – вздохнул Чонси. Его голос был хриплым и как будто безжизненным.
Дортмундер нахмурился:
– Как подделка? Это та, которую ты привез сюда из Нью-Йорка?
– Другая, – ответил Чонси. – Еще одна копия.
– Что? – Дортмундер трес картину в порыве раздражения. – Ты же видел эту чертову штуку неделю назад, почему ты не рассмотрел, что это была фальшивка?
– Тогда она была настоящей, – Чонси потихоньку приходил в себя, хотя его лицо оставалось по-прежнему мертвецки бледным, а глаза были открыты неестественно широко. – Она была настоящей, Дортмундер.
– Ты имеешь в виду, что есть две подделки?
– Прошлой ночью, – начала Чонси. – Я держал настоящую картину в моих руках.