Все наши тени

Annotation

Чем дальше от больших городов, тем опасней чужие секреты. Стоило приехать в деревню в отпуск, как в первую же ночь в старый дом заявился призрак, может быть, по мою залетную душу. Дальше — больше. Бесценные пропавшие иконы, кладоискатели, военные тайны, загадочные батюшки, дружелюбные парни с сомнительным прошлым. И я — простой журналист, которому до сей поры не попадалось еще интересных историй, весь вопрос — как далеко меня заведет мое любопытство.

Основано на реальных событиях.

Все наши тени

Все наши тени

Даниэль Брэйн

Глава 1.

В деревню я приехал в отпуск.

Ехал и думал, что всю жизнь об этом мечтал. Дорога через богом и властями забытые населенные пункты, навигатор сходит с ума и пропадает мобильная связь. Ветер в лобовое стекло, шуршание шин, дерьмовый асфальт, колдобины и ухабы. Заправка, как островок лихих девяностых, похожая на декорацию к так себе фильму. И — домик на окраине, колодец, березки, лес вдалеке, речка, парное молоко, костерок, ночные бабочки. Насекомые, конечно, вот их-то как раз в большом городе нет. Я ехал, материл дрянной асфальт, изнывал от жары, потому что окно открыть попытался и долго выгонял залетевшую осу, рискуя оказаться на обочине или на встречке, благо машин не было никаких, прислушивался к старенькому мотору — как он реагирует на подозрительный бензин с не менее подозрительной заправки, и все равно лелеял свою мечту. Пусть я читал о таком только в книгах, особенно в тех, где герой, устав от трудов праведных, целый месяц живет в глуши, ловит рыбу, шляется по лесу и слушает рассказы стариков. А потом с ним приключается что-то… хотя как раз приключения я заранее исключал. Мне очень хотелось покоя. И я не сильно расстроился, когда все оказалось прозаичней: окраина и лес имелись, березки тоже, на молоко я еще надеялся, с речкой возник напряг…

Человек я городской — родился и всю жизнь прожил среди стекла и асфальта, и сначала, в девяностых, не было детских летних лагерей, потом — денег у родителей на эти лагеря, потом подросла сестра, и мне пришлось за ней присматривать. В армии я не служил, хотя честно пришел в военкомат и так же честно был отправлен с наказом никогда не возвращаться. Феерическую близорукость я через пару лет после окончания вуза исправил, но перед армией мне и в голову подобное не пришло, да и денег на такие операции после школы у меня, конечно же, не водилось.

А домик этот — наследство жены — достался мне при разводе.

Деталей я до сих пор не знал, на форумах писали, что наследство не делится, а юрист взял и принес в суд бумагу, что право собственности на дом у Наташки возникло в период брака, и никакое это не наследство, и чем-то умным все это дело обозвал. Позже я уже догадался, что Наташке эта халупа была не нужна, еще продай ее, но из-за большого участка, да плюс наша старенькая «Пежошка», — вот и выскочили миллион триста накоплений, которые Наташка хотела забрать целиком. Судья был мужик, в том смысле, что мужского пола, посмотрел на меня внимательно, солидарно, и кто знает, что он вообще имел в виду, когда спросил, устраивает ли меня предложение истца. Меня устраивало. Наташка уезжала в Штаты, работать с перспективой «насовсем», и не нужны были ей ни машина, ни дом, а на первый взнос на квартиру мы чуть больше миллиона и накопили. Я и сказал — да устраивает меня все, разводите, и я пошел.

Так и получил я «бабкин дом».

После развода прошло, наверное, года три, я сначала следил в соцсетях за Наташкой, рассматривал Калифорнию в разных ракурсах, потом «моя бывшая» начала писать на хорошем английском, а потом я случайно заметил, что фамилия у нее изменилась, но мне было уже все равно. Первые два отпуска после развода я с удовольствием провел на море, валялся на пляже, делая вид, что не замечаю накрашенных одиноких соотечественниц, ел несъедобный ол-инклюзив и усердно сгонял его в завалящем гостиничном фитнес-центре, с содроганием вспоминая Наташкину привычку таскать меня, как козла на веревке, по европейским достопримечательностям. Потом в стране случился кризис, а у меня — ненавязчивый роман, что вкупе с моей не самой доходной профессией совсем опустошило карманы. Заказов на рекламу стало меньше в разы, мои условные рубли, эквивалентные трем тысячам долларов, теперь не дотягивали даже до полутора тысяч, а повышать зарплату никто не спешил, хорошо хоть вообще платили. С девушкой я расстался, денег не скопил, начальник, вздыхая, клял последними словами клиентов и без возражений подписывал отпуска хоть летом, хоть под Новый год. Я попытался было вспомнить то, чему меня когда-то учили, но придумывать слоганы и рекламные тексты — одно, а рассказывать людям истории… да что там, я даже до копирайта не додумался, не говоря уже о журнальных статьях. Пару раз взял заказы, тупил, мучился, еле-еле написал какую-то муть и плюнул. Журналист из меня не вышел, дипломом универа все и ограничилось. Я искренне считал, что получил образование — и ладно, а для журналистики нужен не только диплом, но еще и талант…

В очередной раз устав от заказчика, который сам не знал, что хочет, от начальника, от коллег, взбешенных отсутствием нормальной работы и денег, от бывшей девушки, лайкнувшей мой последний пост о зиме, и от фоток Наташки на фоне южноамериканского древнего города, я плюнул, потратил почти все отпускные на ремонт машины, приобрел в салоне новую симку и простенький, без интернета, телефон, оставил номер на всякий случай соседу и начальнику, на зарплату купил пожрать и бензин и отправился обживать совместно нажитое имущество.

Вот так я в это странное дело и влез по самые уши.

* * *

Я остановил машину, выключил зажигание, открыл дверь и вдохнул полной грудью. Понемногу темнело, и последнего человека я видел минут этак двадцать назад, когда проезжал соседнее село. Здесь же не было ни единой живой души, по крайней мере, разумной. Надрывались какие-то птицы, сверчок в траве запустил свою трель, откуда-то тянуло дымом — красота! Я сбросил ремень безопасности, надетый на случай встречи с бдительными гаишниками, вышел, взял из багажника сумку, подумал, захватил и фонарь, по городской привычке закрыл машину и пошел через заросший бурьяном участок.

На дворе стоял только июнь, а трава уродилась на славу. Высокая, мне по бедра, она путалась в ногах, не давала пройти, а когда я рвал ее — одуряюще пахла. Пробирался я с четверть часа, два раза упал и, конечно, сразу посеял фонарик. Попытался найти — черта с два, пришлось идти дальше на ощупь. Крыльцо захрустело, как древний крекер, но выдержало.

Ключи и документы я получил от хмурого пристава, так что вопросов не опасался. Да я даже собственность оформил на эту халупу, подстегнутый умными речами в районном суде. Так что входил я как полноправный хозяин и был этим почему-то несказанно горд. Поставил сумку, стал отпирать дверь, но ключ заело — то ли от времени, то ли он вообще не подходил к замку.

Насколько я знал, бабка эта Наташке приходилось седьмой водой на киселе, сама Наташка в этих краях никогда не бывала и даже, кажется, не подозревала о существовании бабки, и почему она не отказалась от наследства, я, подкованный посещением юридических форумов во время развода, тоже не до конца понимал: несмотря ни на что, квитанции об уплате налогов приходили сначала ей, потом мне, регулярно. И, стоя на крыльце в пятистах километрах от дома и бессмысленно таращась на торчащий из замка ключ, я подумал, какая была несусветная глупость — ехать в эту тьмутаракань. Я даже не знал, сколько лет пустовал дом, есть ли в нем хоть какая-то мебель. Судя по всему, электричества не было точно, потому что столб торчал, а проводов я не видел, но для зарядки телефона и, если будет нужно, планшета у меня была хотя бы машина, а вот как я буду готовить жрать, я не предполагал. Теперь мне и ночевать было негде.

В сердцах я пнул по двери, и она неожиданно распахнулась. Бесшумно, словно недавно смазанная, и я, удивившись, но вздохнув с облегчением, подхватил сумку и выпавший из замка ключ и вошел в дом.

Ощущение было странным и даже пугающим. Как будто сбылась мечта, и непонятно еще, хорошо это, плохо или совсем скверно. Я постоял, привыкая к дому, запаху, низкому потолку, прислушиваясь и слегка ужасаясь. Мой коллега Юрец раз десять уже ездил в Припять, звал с собой и нас, но лично я так и не отважился и не особо завидовал тем, кто на уговоры Юрца поддался и привез кучу воспоминаний и фотографий. Здесь тоже было прошлое — живое и нетронутое, как и там, с той только разницей, что принадлежало оно теперь одному только мне.