«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег

на главную

Жанры

Поделиться:

«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег

Шрифт:

Благодарности

Составитель сборника Игорь Кохановский и «Редакция Елены Шубиной» благодарят журналиста и исследователя творчества В. С. Высоцкого Марка Цыбульского за предоставленные материалы с сайтаВсеволода Ковтуна за материалы с сайта http:/otblesk.com/vysotsky; Валерия Перевозчикова за предоставленные тексты интервью, Юрия Голигорского за беседу с А. Д. Синявским, Динский историко-краеведческий музей за предоставленные фотографии из личного архива Евгения Люцко.

Дмитрий БЫКОВ

Предисловие

В СССР выход сборника «Такой-то в воспоминаниях современников» был знаком окончательной канонизации. Появление книги в серии «Литературные мемуары» – одной из самых востребованных в застойные времена, поскольку обывателю в литературе интересны именно бытовые частности, а обывателями тогда были почти все, – доказывало, что гений признан еще и эталоном человеческой порядочности, идеологической выдержанности, личной последовательности. Конечно, в этих сборниках печатали только то, что гения украшало, воздвигало ему мавзолей (несколько более откровенные свидетельства можно было найти у Вересаева,

в сборниках мемуарных фрагментов о Пушкине и Гоголе, – но их регулярно критиковали за методологическую некорректность). То, что теперь выходит фундаментальный сборник мемуаров о Высоцком, – как раз и есть признак такой канонизации, полного забронзовения; но, как всегда у Высоцкого, есть нюансы.

Во-первых, в этом сборнике случаются свидетельства вроде «А меня Том Сойер однажды здорово поколотил» (если помните, на мнимых похоронах Тома такое могли сказать о себе почти все присутствующие). Высоцкий далеко не всем авторам этого сборника говорил добрые слова, далеко не со всеми охотно встречался, а откровенен и вовсе был с единицами. От некоторых он отделывался заведомо невыполнимыми обещаниями, другие просто были ему в тягость, и вообще видно, что чем дальше, тем меньше он хочет общаться с кем бы то ни было. Он устает быть равным себе, и издержки этого статуса – во многом искусственного, но что делать, если с личной совестью у людей напряги, – обрушиваются на его ближний круг. Поздний Высоцкий – Высоцкий страшно раздраженный. Оно и понятно: в условиях, где почти ничего нельзя сделать и даже искусство уже не спасает, единственным возможным образом жизни становится саморастрата, сжигание свечи с двух сторон. Почти все заметные и одаренные люди конца семидесятых – начала восьмидесятых заняты самоуничтожением, а их пытаются удерживать; естественно, их это бесит. Это может быть алкоголь, как у Даля и Высоцкого, а может – лихорадочный бешеный труд, как в случае Трифонова; иногда суррогатом смерти выступает бегство, как у Аксенова или Тарковского, который, впрочем, долго там не прожил. В таких ситуациях человек всегда один, спасители только мешают. Воспоминания о Высоцком выявляют то главное в нем, чего мы, может быть, не чувствовали: несовместимость его статуса с жизнью, постоянное негодование от двойственности и фальши этого статуса. Кумир миллионов – он страдает от тысячи бытовых унижений, вынужден пить и есть с начальниками, которые в любой момент могут его посадить за левые концерты или регулярные аварии; вырываясь за рамки всех правил и самого земного притяжения – он обязан быть дисциплинированным актером, сниматься, играть спектакли, выслушивать претензии; завоевав весь мир и получив доказательство своего признания в Париже и Голливуде – зубами выгрызает визы и задыхается под все более липкой опекой органов. Главное же – он все больше ощущает себя заложником этой репутации: как хорошо было, когда его слава – после «Вертикали» – только начиналась! Тогда он был сочинителем веселых или серьезных песенок, одним из многих; но выморочная, больная, замкнутая ситуация семидесятых превратила его в борца и светоч. И вот ему ничего нельзя, а при этом многое можно: поклонники негодуют – какой же ты борец, когда на «мерседесе» ездишь, из заграницы не вылезаешь? Где ты искренен – в военных своих песнях или в притчах вроде «Тот, который не стрелял»? И почему ты молчишь о нарастающем маразме, и почему ты вообще все меньше пишешь нового? (А что нового в этот момент пишут остальные? Главным образом автоэпитафии вроде «Жука в муравейнике».)

Вот это первое. Фальшь самого статуса «общей совести», пророка в Отечестве. Двойственность положения народного любимца: ведь партноменклатура – тоже народ, и, как выяснилось впоследствии, самая органичная его часть. То есть она в основном и формирует образ народа, приписывая ему свои свойства. И Высоцкий по самой природе своего таланта не отказывается ни от одной части этой аудитории – он действительно для всех свой. Когда прочитаешь эту книжку, понимаешь, что не смерть его загадочна – а то, как он дожил до сорока двух.

Вторая любопытная закономерность – это исключительная важность, пожалуй, даже сакральность всего, что с Высоцким связано. Вот он пишет записку другу, вот излагает план фильма (не осуществившегося, конечно), вот острит вслед проходящей мимо красавице – всё запоминается, всё потом попадает в мемуары; странное дело, но мы почти не знаем его афоризмов, блистательных формул, точных оценок чужого творчества – вся афористичность ушла в стихи. И чисто человеческих поступков его мы почти не знаем или знаем очень мало: никого не спасал, не вытаскивал из депрессий, не жертвовал денег на благотворительность (она тогда тоже была, и многие, например, подкармливали безработных диссидентов) – словом, почти без биографии человек. Играл, пел, ездил. И здесь он как раз не заложник профессии либо статуса – в конце концов, захотел бы, так нашел бы способ переменить биографию. Нет, тут был его личный, сознательный выбор: или фанатичная работа, или столь же самоубийственные загулы, иногда многодневные. А жизнь как таковая, просто жизнь – воспитание детей, решение бытовых проблем или даже просто любовные романы – все на втором плане. Высоцкий совершенно не умел жить (да и пить, собственно, не умел): он был профессионалом в другой области. Да и не очень нужны ему были люди, скажем честно: одиночества не переносил, общества – тем более. Единственным настоящим другом в зрелости считал Шемякина, их объединяли и масштаб личности, и подверженность традиционным российским порокам. Но вот удивительно: при такой экономности, скупости его повседневных эмоций и бытовых поступков – все они хорошо помнятся. О нем помнят такое количество мелочей, что в любом другом случае это смотрелось бы диссонансом. А у него – нет. Видимо, дело в том, что он не словами, не мыслями, не поступками, а как-то одним своим существованием и обликом вносил значительность в тогдашнюю советскую жизнь. Вот он ходит рядом – и это значительно. Эта закономерность добавляет нечто новое не к его облику, а к нашему: она проясняет, чего нам на самом деле надо от великих современников. Нам надо, чтобы они своим масштабом свидетельствовали о возможности другой жизни, другого психотипа, – а без добрых дел мы как-нибудь обойдемся. Добрые дела как раз забываются. Мы ведь считаем это нормой. «Хорошими делами прославиться нельзя». Запоминается не то, что человек тебе жизнь спас,

а то, как не поздоровался или на ногу наступил. Не надо требовать от великих хорошего поведения (плохого – тоже не надо, конечно). Можно требовать значительности; и Высоцкий был значителен. Когда он был рядом, это приподнимало нас в собственных глазах.

И третья закономерность, которая особенно выпукло выступает в этой книге: мы любим свое прошлое или будущее, а настоящее игнорируем. И Высоцкий поет нам про то, какими мы были (во время войны или в детстве) – и какими будем. Настоящего у нас нет. Большинство мемуаристов вспоминают Высоцкого в молодости, другие помнят о том, как уже при жизни сознавали его величие и ждали канонизации, – и почти никто не помнит, каким он, собственно, был. Есть образ студента Школы-студии, набрасывающего первые песни, и образ-памятник – монумент его посмертной славы, скажу даже, что и культа. Но вот повседневности как бы вовсе не было: Высоцкого любили как бы посмертно. Все понимали, что – гений; и что гения этого обязательно назовут несправедливо замученным. Иногда возникает чувство, что многие из эпитафий, написанных в июле-августе 1980 года, готовились заранее. Но вот реального Высоцкого – с его пристрастиями и страстями, читательскими и зрительскими вкусами – не запомнил почти никто. Мелочи есть – облика нет. На своих гениев мы смотрим ретроспективно. А интересно-то именно знать о том, как человек жил, справлялся с жизнью; как он работал, искал сюжет, сомневался ли он в себе… Этого мы почти не видим – и не потому, что он был скрытен, а потому что памятник интересует современников больше, чем живой и ошибающийся человек. Мы увидим в этой книге Высоцкого-певца – того, кто поет уже готовое, – но почти не увидим Высоцкого-творца. Может, понять и проследить этот творческий процесс не всякому по плечу, а может, в России действительно важен не процесс, а результат. Может, поэтому у нас так эксплуатируют пятьдесят хитов Высоцкого, но почти не знают серьезных, глубоких, «лабораторных» песен – сочинявшихся не для публики, а для себя, не для концертов, а для узкого круга, для личного роста. Он, впрочем, и сам пел их неохотно.

Книга эта придумана и составлена другом, одноклассником и в каком-то смысле «учителем» Высоцкого – он показал ему первые гитарные аккорды. Игорь Кохановский, чьи песни тоже поет несколько поколений, – «Бабье лето», «Это наш с тобой секрет», «Суженый-ряженый», – свои серьезные стихи и поэмы сумел напечатать лишь недавно, до этого его знали как журналиста и песенника. Он проделал титаническую многолетнюю работу, опрашивая друзей Высоцкого, актеров, режиссеров, поэтов, звукооператоров, старателей, журналистов; он собирал любые мелочи, связанные с его именем, – не для того, чтобы примазаться к славе, а чтобы приблизиться к пониманию феномена Высоцкого-человека. Для того, чтобы вы прочли эту книгу.

Когда-то Аникст закончил статью о «Гамлете» словами «оставаться человеком, всегда и во всем человеком». Пафос этой книги, написанной об одном из лучших Гамлетов мирового театра (да и спектаклей такого уровня в мире было раз и обчелся), – в ином: быть человеком сегодня уже недостаточно. Поднимись над человеческим, поставь себя в условия нечеловеческих напряжений и сверхчеловеческих требований – и вокруг тебя спасутся многие.

Игорь КОХАНОВСКИЙ [1]

Серебряные струны

1

Кохановский Игорь Васильевич (р. 1937) – поэт, журналист, одноклассник и близкий друг Высоцкого.

Влезли ко мне в душу, рвут ее на части,Только б не порвали серебряные струны!Владимир Высоцкий

Когда 1 сентября 1952 года я вошел в свой класс 8 «В», то увидел много «новеньких», вернее тех, кто и раньше учился в нашей школе, но в других, параллельных седьмых классах (которых, между прочим, было аж семь – результат очень высокой рождаемости 1937–1938 годов, когда «жить стало лучше, жить стало веселей»). Тогда многие после «семилетки» поступали в техникумы, поэтому количество восьмых классов в школе уменьшилось, и в результате переформирования я оказался с Володей Высоцким в одном классе. То ли потому, что мы с ним действительно чем-то внешне похожи, или по какой-то иной, необъяснимой причине, но мы сразу же нашли друг друга и сели за одну парту. Так началась наша дружба.

До сих пор меня не оставляет чувство горечи. Господи, думаю, как же он рано ушел… Как несказанно жаль, что при жизни он не познал даже намека на то официальное признание, которое пришло только после его кончины («они ценить умеют только мертвых»). И хотя еще при жизни его популярность и слава были всенародными, ему не хватало «газетно-телевизионного» тому подтверждения.

Сегодня этих подтверждений, как говорится, хоть отбавляй. Это прекрасно – но мне непонятно, зачем так упорно стараются надеть на него личину трагичности. Да, судьба его трагична уже одним ранним его уходом. Всевозможные запреты на публикацию и концерты, естественно, омрачали его будни. Но это не значит, что он превратился в человека угрюмого и мрачного, эдакое воплощение тщетности бытия. Нет и еще раз нет. Ибо более веселого, остроумного, фонтанирующего всякими шутками-прибаутками человека мне лично не довелось встретить. И не надо забывать, что он был Актер, и это, по-моему, – главное в нем. Актер по своей природе и, как говорится, до мозга костей. Игра была его стихией, его истинной натурой. Именно с игр или, как он любил говорить, «оригинальности ради, забавы для» началась его песенная стезя. Вначале как очередная затея, придуманная только для того, чтобы встречи «нашего тесного круга», в который «не каждый попадал», были веселее и разнообразнее. Лишь много позже из игры выросло явление, о котором споры не утихают и сегодня. Вообще же Володя был слишком сам в себе, внешняя открытость, распахнутость и доступность служили лишь щитом для всего сокровенного, очень личного, а потому и свято оберегаемого. И надо было действительно, как говорится, пуд соли (и не один) съесть с ним вместе (а наши жизни двадцать лет шли тесно бок о бок и только где-то с 1973 года стали расходиться в стороны), чтобы узнать его настоящего.

Комментарии:
Популярные книги

Идеальный мир для Социопата 5

Сапфир Олег
5. Социопат
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
5.50
рейтинг книги
Идеальный мир для Социопата 5

Столичный доктор

Вязовский Алексей
1. Столичный доктор
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
8.00
рейтинг книги
Столичный доктор

На руинах Мальрока

Каменистый Артем
2. Девятый
Фантастика:
боевая фантастика
9.02
рейтинг книги
На руинах Мальрока

Инцел на службе демоницы 1 и 2: Секса будет много

Блум М.
Инцел на службе демоницы
Фантастика:
фэнтези
5.25
рейтинг книги
Инцел на службе демоницы 1 и 2: Секса будет много

Ночь со зверем

Владимирова Анна
3. Оборотни-медведи
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.25
рейтинг книги
Ночь со зверем

Провинциал. Книга 1

Лопарев Игорь Викторович
1. Провинциал
Фантастика:
космическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Провинциал. Книга 1

На границе империй. Том 10. Часть 3

INDIGO
Вселенная EVE Online
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
На границе империй. Том 10. Часть 3

Оружейникъ

Кулаков Алексей Иванович
2. Александр Агренев
Фантастика:
альтернативная история
9.17
рейтинг книги
Оружейникъ

Газлайтер. Том 9

Володин Григорий
9. История Телепата
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Газлайтер. Том 9

Идеальный мир для Лекаря 19

Сапфир Олег
19. Лекарь
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 19

Боги, пиво и дурак. Том 4

Горина Юлия Николаевна
4. Боги, пиво и дурак
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Боги, пиво и дурак. Том 4

Черный Маг Императора 9

Герда Александр
9. Черный маг императора
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Черный Маг Императора 9

Жена на четверых

Кожина Ксения
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
5.60
рейтинг книги
Жена на четверых

Энфис 2

Кронос Александр
2. Эрра
Фантастика:
героическая фантастика
рпг
аниме
5.00
рейтинг книги
Энфис 2