Все, о чем вы мечтали

Петров Иван Игнатьевич

А меня, значицца, опять - сундук стеречь.

Кровожадный герцог Альба, Тиль Уленшпигель, костры инквизиции, пепел Клааса!

Пепел Клааса стучит в мое сердце!

Сколько едем - ни одной службы не отстояли. Испанцы мы, в конце концов, или кто?

Не сторонник религиозного фанатизма, но так скажу: раз уж задерживаемся - службу должны отстоять. Считаю, что это будет правильно. Из уважения к чувствам будущих родственников, как граф говорю.

Ну и что, что мал исчо?! Кхм, юн!

Будем считать, что все занялись моим духовным

воспитанием.

Всем понятно? Кого тогда ждем? Все занялись!

Вечернюю мессу отстояли в Сен-Пьере, недолго, всего полчаса. Утренняя была больше часа. Учусь, как правильно вести себя в храме - удачно, что ходим все вместе.

Днем ребята бегали по городу как наскипидаренные, договаривались, решали, закупались. Хоррошшо! Почти все успели.

На другое утро поехали к восьми на мессу в главный городской собор Сен-Андре де Бордо. Огромный, величественный! Душа поет вместе с хором.

Потом отстояли обедню.

Затем - вечернюю мессу. Там же.

На утро, отстояв мессу в Cен-Мишель, приступили к переправе. Эту полуразрушенную церковь нашел во время прогулки, внес деньги на восстановление. Метрах в пятидесяти от храма остатки гигантской осыпавшейся колокольни. Посреди площади фундамент, словно челюсть с выбитыми зубами. Расколотый в крошево камень, разбросанные циклопические обломки - между ними народ за десятки лет протоптал свои пути. Там рынок организовался. Ребята утром тоже денег внесли. В Бордо много развалин - то ли землетрясения, то ли революция, каждый раз не интересовался. Много.

Гулять по городу на коне удобно, быстро, не хуже, чем на велосипеде. Нашел такой райончик: улочки узкие, едешь, раскинув руки, и за стены цепляешь, сорвал герань из цветочного горшка в окне. Как раз недалеко от Сен-Мишель. А потом из этих улочек вылетаешь на широкие, как наши проспекты - с огромными площадями, с новостройками. Дома типа сталинских, с лепными балконами, три-четыре этажа. Единственный минус - построены из серого камня, поэтому новые - просто загляденье, а те, что постояли - в грязных черных потеках, как закопченные, и, судя по всему, ничего с этим не поделать. Совсем другой вид. Понравились те, что на набережной вокруг площади Свободы - красиво, еще не закоптились. Гаронна - буроватая, мутная даже под лучами жаркого солнца. Кофе с молоком. Молока полчашки.

Скатался к расхваленному моими друзьями театру. Театр громадный, красивый, похож на здание питерского Манежа у Исакия. Колонны, статуи. Типа Александринки - тоже театра, даже больше. Хорош! Афиши нет. Поспрашивал, с билетами - швах.

Почему-то Бордо напомнил мне Питер. Площади, проспекты, здания. Зелень, парки. Особенно, когда солнышко проглядывает и небо почти без туч. Даже такие узенькие (все же не такие, пошире) улочки есть на Васе. С другой стороны - что он должен был мне напомнить? Я и не был больше почти нигде. Но, все равно...

Что сказать? Отличный город. Мы все в нем отдохнули душой.

А вообще - да, столица виноделия.

По дороге в Байонну виноградников все меньше и меньше.

– Ваше сиятельство!..

Холмы, рощи. Рощи, холмы. Липы, дубы, вязы. Холмы, рощи. Рощи, холмы. Ну что там еще...

– Ваше сиятельство!

Пока-пока-покачивая перьями на шляпах... Никогда бы не поверил, что и сам...

Гонсало, пустив коня рядом, пытается привлечь мое внимание. Оу? Можно рукой перед графским носом помахать. Попробуй...

– Граф, хватит! Надо поговорить. Что дальше?

Дальше? Укачало, разморило: засну и с коня упаду. По-моему, так...

– Граф, мы можем поговорить? Извольте остановиться. Граф!!!

Как рявкнул! Граф! Гав!!!

Подскакавший Хуан, ехидно улыбаясь, прокомментировал:

– Надо было брать ту свистульку на базаре в Белен-Белье. Громко пищала, наш граф был бы в восторге. Гонсало, не стоит торопиться, еще будет время. Его сиятельство играется, изволил впасть в детство. Не останавливаемся, продолжаем движение. Пусть...

И - потише, но ведь слышу же. Зараза!

– Проголодается - сам прибежит...

Резвится! Еще бы. Поправился, здоровье так и прет. Носится как оглашенный.

Воспринимают все еще ребенком. Выгляжу так, ничего не попишешь. Пока пониже их всех, лицо полудетское. Рассматривал в большом венецианском зеркале, в гостинице, когда в комнате никого не было. Ну и что, что в шрамах? Дите. Кожа гладкая, бороды никакой не намечается, ни единой волосинки в проекте, даже над верхней губой. Видно, в общем. И обидно, что видно издалека. Барчук.

– Адын маленький, но очень гордый птичка...

Здорово у Пепе получается. Я, когда произносил этот тост, имитировал немецкий акцент, у Пепе что-то другое.

– Так выпьем же за то, чтобы ни один из нас, как бы высоко он не поднимался, никогда не отрывался от коллектива...

Сейчас по-французски под словом "коллектив" подразумевают сообщество, но все равно в тему.

Молодец, Пепе! Испанцы гордый народ, по крайней мере, мои - точно. Любое, даже кажущееся, пренебрежение воспринимают очень болезненно. Привычные мне школьные, (с моей точки зрения - безобидные) шуточки Пепе умудряется сглаживать, понимает, что не со зла, а от недостатка воспитания. Деревенские мы.

Душа-человек, спасибо ему.

– Извини, Гонсало, задремал... Неудачно получилось.

Гонсало кисло поморщился. Не умею оправдываться, еще хуже выходит.

Остановились, сгрудились на конях у кареты, передавая друг другу бутыли, вытащенные из-под сидения Кугелем. Уверен, еще не меньше пары бочонков заначены.

Жарко...

Что-то давненько нам не вставляли, едем как на курорте: холмы, дубовые леса, даже пальмы вдоль дороги пошли. Расслабляет. Жара, градусов пятнадцать тепла, послезавтра март. В Байонне, говорят, попрохладней, с моря дует. Надо торопиться. Последний рывок.