Все о любви. Как научиться любить и говорить с сердцем напрямую
Шрифт:
Эти работы, подписанные именем местного художника, поистине тронули мое сердце. Вновь и вновь читая эти слова, я почувствовала, что художник тоже переживал жизненный кризис: вполне возможно, он уже столкнулся с потерей либо оказался на грани утраты. В своей голове я вела с ним воображаемые беседы о смысле любви. Я рассказывала о том, как его непринужденное творчество бросило мне якорь и помогло обрести веру в любовь. Он обещал, что любовь дождется каждого, и я поверила. Его слова вселили в меня надежду и вытащили из пропасти. Горе казалось мне тяжелой, безысходной печалью, вызванной расставанием со спутником жизни, с которым мы прожили довольно продолжительное время. Но что еще важнее – это отчаяние вылилось в идею, что любви не существует и ее невозможно найти. А даже если она где-то и таится, то где гарантия, что мне удастся столкнуться с ней на жизненном пути? Мне стало трудно верить в любовь, ведь
Однажды по дороге на работу, предвкушая дневную медитацию о любви, которую обычно вызывал вид граффити, я, к своему ужасу, обнаружила, что строительная компания покрасила стену белой краской – настолько светлой, что под ней все еще можно было разглядеть черты оригинального рисунка. Расстроенная, что ритуальное утверждение благодати любви больше меня не приветствовало, я рассказала о своем разочаровании коллегам и друзьям. Вскоре до меня дошел слух, что граффити закрасили по той причине, что слова на стене посвящались носителям ВИЧ, а художник мог быть нетрадиционной ориентации. Возможно, это и так. Но не менее вероятно, что люди, размазавшие по стене краску, испугались публичного признания потребности в любви – желания настолько сильного, что его, вероятно, не только высказывали в рисунках, но и сознательно искали.
После долгих поисков мне все-таки удалось найти художника и пообщаться с ним о смысле любви. Мы поговорили о том, что общественное искусство является прекрасным средством обмена жизнеутверждающими мыслями, и выразили досаду, что строительная компания бездумно скрыла настолько мощное послание. Чтобы я не забывала о его работе, художник подарил мне фотографии граффити. С момента нашего знакомства, где бы я ни жила, я всегда вешала эти снимки над кухонной раковиной. Каждый день, когда я пью воду или достаю посуду из шкафчика, я сталкиваюсь с напоминанием, что все мы жаждем любви и ищем ее, даже если у нас не осталось надежды, что ее действительно можно найти.
В настоящее время публичные дискуссии о любви проводятся не так часто. В лучшем случае мы сталкиваемся с популярной культурой – единственной сферой, где по-прежнему упоминается всеобщая устремленность. И хотя фильмы, музыка, журналы и книги остаются основными источниками, выражающими человеческую потребность в любви, во многом их послания не похожи на жизнеутверждающие рассуждения шестидесятых и семидесятых годов, призывавшие нас верить: «Все, что вам нужно, – это любовь». Сегодня наиболее популярны призывы о бессмысленности любви, ее неактуальности. Ярким примером культурного сдвига стала огромная популярность песни Тины Тернер с весьма смелым названием «При чем здесь любовь» (англ. What’s Love Got to Do with It). Когда я взяла интервью у одной известной женщины-рэпера, по крайней мере лет на двадцать младше меня, меня поразил и одновременно опечалил ее ответ. На вопрос о любви она ответила с язвительным сарказмом: «Любовь? Что это такое? Я никогда не испытывала любви».
Современная молодежная культура к любви относится крайне цинично. Более того, этот цинизм проистекает из глубоко укоренившегося убеждения, что любовь найти невозможно. Обеспокоенный данной проблемой, Гарольд Кушнер написал в своей книге «Когда всего, чего ты хотел, недостаточно» (англ. When All You’ve Ever Wanted Isn’t Enough): «У меня есть опасения, что мы вырастим поколение молодых людей, испытывающих страх перед любовью. Они не захотят посвящать себя партнеру, потому что видят, насколько это больно – рискнуть и столкнуться с неудачным финалом. Я боюсь, что, повзрослев, они будут искать близости без риска, удовольствий без значительных эмоциональных вложений. Они настолько испугаются боли разочарования, что откажутся от возможности любви и радости». И действительно, молодые люди относятся к любви весьма цинично, ведь цинизм – это великая маска разочарованного и преданного сердца.
Во время моих туров по стране с лекциями о необходимости искоренения расизма и сексизма слушатели, особенно молодые, приходят в волнение, когда я рассказываю о месте любви в движении за социальную справедливость. Действительно, все великие движения в нашем обществе делали сильный акцент на этике любви. И тем не менее молодые слушатели по-прежнему не хотят принимать любовь как преобразующую силу. Любовь для них – это наивность, слабость, безнадежная романтика. На самом же деле их отношение выливается из опыта взрослых, к которым они обращаются за объяснениями. Как представитель разочарованного поколения, Элизабет Вуртцель утверждает в своей книге «Стерва. Похвала жестким женщинам» (англ. Bitch: In Praise of Difficult Women): «Никто из
Беседуя со своим поколением, я заметила, что слушатели начинали нервничать или даже бояться, особенно при упоминании недостатка любви. Иногда, когда я поднимала этот вопрос с друзьями, некоторые из них советовали мне обратиться к психотерапевту. Я понимала, что друзья, насытившись данной темой, полагали, что поход к психотерапевту даст им передышку. На самом же деле большинство из них просто испугались тех возможных открытий, с которыми они могли столкнуться во время исследования значения любви.
И все же, когда одинокая женщина старше сорока лет начинает разговор о любви, в сексистском понимании предполагается, что она «отчаянно» ищет мужчину. Никто даже не думает, что она всего-навсего интересуется данным вопросом или усердно занимается философией, пытаясь понять метафизическое значение любви в повседневной жизни. Нет, ее просто считают женщиной, следующей путем «рокового влечения».
Разочарование и всепроникающее чувство разбитого сердца заставили меня более глубоко задуматься о значении любви в нашей культуре. Стремление найти любовь не лишило меня здравого смысла или перспективы. Напротив, оно дало мне стимул больше думать, говорить, читать популярную и более серьезную литературу. Изучая работы на тему любви, я с удивлением обнаружила, что подавляющее большинство «авторитетных» книг, используемых в качестве справочных пособий или книг по самопомощи, написаны мужчинами. Всю свою жизнь я считала, что любовь – это прежде всего тема, над которой с большей отдачей размышляют женщины. Я по-прежнему придерживаюсь этого убеждения, даже несмотря на то что провидческие женские мысли по сей день не воспринимаются так же серьезно, как мысли и труды мужчин. Мужчины говорят о любви, но женщины чаще всего ее практикуют. Большинство мужчин полагают, что раз они получают любовь, то знают, каково это – быть любимыми. При этом нам, женщинам, кажется, что мы находимся в постоянной тоске, желая любви, но не получая ее.
В философском учебнике Джейкоба Нидлмана «Маленькая книга о любви» (англ. A Little Book About Love) практически все основные тексты, которые он комментирует, написаны мужчинами. В его списке значимой литературы нет книг, написанных женщинами. На протяжении аспирантуры, где я училась, чтобы получить докторскую степень по литературе, я припоминаю только одну женщину-поэта, которую превозносили как верховную жрицу любви – Элизабет Барретт Браунинг. И хотя ее считали второстепенной поэтессой, даже самый нелитературный студент среди нас знал начальную строку ее самого известного сонета:
«Как я тебя люблю? Скажу сейчас:Для достижения любви блаженнойДуша летит за грани совершеннойЕстественности, видимой для глаз» [3] .Но это было в дофеминистские времена. С началом современного феминистского движения греческая поэтесса Сапфо стала еще одной богиней любви.
В те времена на каждом уроке творческого письма мы разбирали исключительно мужские любовные стихи. К слову, партнер, с которым я рассталась спустя много лет совместной жизни, впервые выразил чувства именно с помощью любовного стихотворения. Он всегда был эмоционально сдержанным и совершенно не интересовался любовью ни как темой для обсуждения, ни как повседневной жизненной практикой. При этом он был абсолютно уверен, что идей в данном вопросе у него предостаточно. Я же, напротив, все свои попытки написать любовные стихи считала жалкими и сумбурными. Когда я хотела выразить чувства, слова меня подводили. Мысли звучали сентиментально, глупо, поверхностно. В детстве, начав писать стихи, я чувствовала ту же уверенность, которую во взрослой жизни замечала только у писателей-мужчин. Я думала, что любовь – это единственная тема, самая главная страсть. И действительно, мое первое стихотворение, опубликованное в возрасте двенадцати лет, называлось «Взгляд на любовь» (англ. А look at love). Где-то по пути, на переходе от девичества к женственности, я обнаружила, что женщинам о любви сказать почти нечего.
3
Элизабет Браунинг. Как я тебя люблю? Сонет 43 (перевод Вячеслава Чистякова).