Всё о современной рыбалке. Полная энциклопедия
Шрифт:
…Под кустом я нашел две лунки, едва успевшие подернуться льдом. Продавив ногой прозрачную корку, начал ловить. Помня о довольно сильном течении, заранее привязал две мормышки: одну, небольшую серую капельку — на конце лески, а другую, совсем крохотную с латунной оболочкой — в двенадцати сантиметрах выше первой. Вначале опустил снасть в ту лунку, что была подальше от берега. Поиграл мормышками у дна, вполводы и у поверхности. Ничего. Закинул в лунку у самых кустов. Глубина оказалась сантиметров пятьдесят.
Стал плавно покачивать мормышкой, поднимая удочку. Вдруг резкий рывок — и в воздухе затрепетал обрывок лески.
Увидел дорожку следов вдоль берега. Они привели меня к другим свежим лункам, черневшим возле береговой ложбинки, куда, помнится, летом пригоняли скот на водопой. Здесь на изрытом копытами мелководье могли стоять окуневые стаи. Однако и тут меня ожидала неудача — ни одной поклевки!
Решил обследовать другой, обрывистый и сплошь заросший кустарником берег. К нему и отправился. Просверленных лунок вдоль него было множество, но никто из рыболовов здесь почему-то не ловил. Странно! По перволедью рыбу обычно ищут возле берега. Тщетно поиграв мормышкой на глубине в 3–4 м напротив притопленных кустов, я стал искать чистые прогалы и облавливать лунки у самой береговой кромки. В одном месте посчастливилось найти сразу три лунки, просверленных вдоль зарослей пожухлой осоки. В первой же увидел много мальков уклейки. «Где малек, там и хищник», — подумал я, но разные способы игры не дали никаких результатов. Задумался: «В чем дело? Я наткнулся на первую лунку неожиданно и, возможно, подшумел осторожную рыбу на мелководье — глубина-то здесь не больше полуметра». Теперь, стараясь как можно меньше скрипеть настом, подкрался к другой лунке. Опустил мормышку на дно и размеренными плавными движениями повел ее к поверхности.
И вдруг кивок согнулся так, будто произошел зацеп. «Эх, последняя светлая мормышка пропала!» — с досадой подумал я. Но тут меня осенило: «А ведь это поклевка!» Коротко и резко взмахнул рукой, делая подсечку. Удильник пригнулся. На леске ходило что-то солидное, но я сдержал напор рыбы. Продолжая вываживать, подвел ее к лунке, из которой тут же выплеснулась вода. И вот на лед вывалился большущий окунь. После маленьких плотвичек в уловах местных он мне показался огромным, а тянул он примерно на полкило!
Я отбросил горбача подальше, чтобы он не пугал своими шлепаньями по льду еще не пойманную рыбу. И опять без лишних движений, с затаенным дыханием опустил мормышку с мотылем в ту же лунку. На этот раз поклевка обозначилась плавным размашистым подъемом кивка. И еще один мерный горбач лежит на льду. После второго долго не клевало, и я отправился к третьей лунке. Тут кивок согнулся сразу, как только мормышка оторвалась от дна, и третий окунь, по весу не уступающий предыдущим, пополнил мои трофеи. После чего клев совершенно прекратился.
Впрочем, своей спонтанной рыбалкой я был очень доволен и не собирался дальше мерзнуть в легкой одежонке. «Самое время смыться», — вспомнил я чью-то, мудрость. Смотал удочки и направился по тропке мимо рыболовов. Старик, наделивший меня мотылем, окликнул, спросил:
— Ну что, паря, как там?
Я показал ему увесистый пакет, сквозь который просматривались горбачи.
— Вот это окуни! — Рыболовы кинулись рассматривать мой улов.
Двое из них быстро собрали удочки и заторопились к береговому ивняку.
— Чудно! — воскликнул старик. — Вчерась я ловил там — хоть бы что клюнуло!
Я пожал плечами и, не удержавшись, сказал:
— Шуметь не надо!
Фольга и пионерка
Как-то я случайно оказался на даче в Полушкино у одного московского поэта в окружении его и моих друзей. Рубленная из бревен изба стояла на поляне в углу соснового леса, за которым поблизости протекала Москва-река. У поэта был день рождения.
Первое, на что я обратил внимание, когда вошел в сени, была короткая бамбуковая удочка с довольно грубой, но аккуратно намотанной на мотовильце оснасткой. Она сиротливо стояла в углу и отчасти покрылась паутиной. Большой пластмассовый поплавок и крючок № 8, привязанный обычным, нерыбацким узлом, говорили о том, что рыбалкой баловался неопытный рыболов. Плохо зажатая свинцовая дробинка, съехавшая к крючку, и леска диаметром 0,2 мм завершали оснастку.
Увидев проявленный мною интерес к удочке, хозяин мимоходом бросил:
— А, племянник Васька забыл свою пионерку, он тут ею летом ершей промышлял. Я-то сам не рыбак.
После затянувшегося за полночь застолья захотелось утром пройтись по лесу, подышать лесным, настоянным на хвое воздухом. И как-то незаметно я оказался у реки.
Ярко светило солнце. Несмотря на стоявшие до этого сильные морозы, по руслу река не замерзла, видимо, течение в этом месте было очень сильное. Вдоль береговых кустов, где стояла прочная полоса льда, рыбачили несколько рыболовов. Когда я спустился с высокого берега, то увидел, что они ловят на мормышковые удочки окуня и плотву. «Эх, что ж Серега не предупредил, что река тут близко, — подумал я с огорчением, — взял бы удочки, половил в удовольствие. Погода-то прелесть!»
Поговорив с рыболовами и узнав, что окунь хорошо ловится на блестящую мормышку на границе быстрого и медленного течения, а плотва лучше клюет в заводинах за ветвями кустов, я направился по льду, чтобы поудобней выйти на берег, и вскоре наткнулся на несколько лунок, просверленных вблизи бегущего с обрыва ручья. В чистой воде ручьевой промоины колыхались ярко-зеленые водоросли, а над ними сновала стайка мальков. Понаблюдав за рыбешками, я обнаружил, что они временами чего-то пугаются, резко шарахаясь в сторону. Мальки были размером всего по два-три сантиметра, а значит, вблизи в засаде мог притаиться хищник. И тут меня осенило: «Ведь можно взять пионерку из избушки, а блесенку сделать из фольги от шоколада». Она лежала на столе (шоколадом мы закусывали коньяк).
Решение пришло мгновенно. Забыв про плохое самочувствие, я на всех парах стал карабкаться в гору и вскоре оказался на просеке, которая быстро привела меня к дачному участку.
Мои товарищи к тому времени уже изволили завтракать. Их окружало безмолвие, нередко характерное для собравшихся творческих личностей, особенно если накануне вся творческая энергия была выплеснута сполна. Поэт, художник, музыкант и артист даже не задали мне ни одного вопроса, но проводили меня несколько недоуменным взглядом, когда я у них из-под носа стянул шоколадную фольгу, при этом ничего не захватив с накрытого стола. Выбежав в сени, я схватил удочку, замешкался и крикнул: