Всё о современной рыбалке. Полная энциклопедия
Шрифт:
Лагерь разбили быстро — в «Казанке» у Антона оказались доски для обеденного стола, да и вообще видно было, что мой товарищ опытный походник. Они с Петровичем быстро оборудовали кухню: поставили раскладные столики для готовки, наладили газовую плиту, разместили наборы посуды, повесили умывальник. Ну и мы помогали, как могли.
Приезд отметили хорошо: тосты за рыбалку, за друзей, за погоду и так далее, затем откуда-то появилась гитара, и Антон сбацал пару дворовых песен. А потом Антон, спев любимую нами когда-то песню, вдруг стал докапываться до смысла слов.
— Что значит: «видеть солнце порой предрассветной»? —
Петрович подумал и сказал:
— Ну, это когда выходишь рано-рано за крупной рыбой и видишь солнце, когда его еще никто не видит.
Он замолчал. По глубоким складкам лба видно было, что помощник Антона обмозговывает сказанное.
Антон тяжело вздохнул и полез в карман пятнистого рыболовного жилета. Достал из него совсем маленький чехольчик из толстой кожи с чем-то внутри, повертел в руках, любуясь красивым орнаментом, снова вздохнул и сказал:
— Вот этот инструмент — сила! Но сегодня я на нем вам играть не буду, — и убрал чехольчик.
Между тем настал рассвет и Антон скомандовал:
— Петрович, «Казанку» на воду! За жерехом едем!
С пятидесятисильным мотором «Меркурий» любые расстояния преодолеть плевое дело.
На широком плесе Антон скомандовал:
— Петрович, глуши баркас возле той поваленной ветлы! Там, под ее кроной, стоит жерех!
Петрович на якорь встал грамотно, так что «кастмастеры» мы метали метров за пятьдесят, как раз под ветви. Мне повезло, и я со второго заброса на тандем «кастмастера» с зеленым вабиком поймал жереха. Он тянул килограмма на два. Потом я же вытащил еще двух, весом уже ближе к трешке. Все это произошло как-то быстро, пока мои напарники настраивались. Антон был доволен. Он с энтузиазмом брал в подсак подведенных к лодке бойких жерехов.
— Вот это рыбалка! — восклицал он. — Ты не даешь мне закинуть снасть! — и потом как бы оправдывался: — Лови, лови, главное процесс пошел!
Антону и Петровичу, однако, вскоре тоже удалось выловить по жереху, тогда как моих трофеев уже было шесть. Мы то и дело сажали сильных рыбин на кукан и опускали их за борт. Мои руки были исколоты об острые концы карабинов. Потом клев внезапно прекратился.
На обед зашли в тихий мелководный залив и, встав на якорь, перекусили.
— Люблю активную рыбалку! — говорил Антон. — Значит, так, завтра с утра настраиваемся на сома, к вечеру — на судака, а там видно будет. Хочу крупную трофейную рыбу, а то мне как-то все не везло с этим.
— Хорошо, сделаем! — уверял я, поскольку как бы выполнял роль рыболовного инструктора.
Вторые сутки были почти в точности похожи на предыдущие. Так же всю ночь пели под гитару, а дождавшись рассвета, поплыли за рыбой.
Николай с Александром вылезали из своей палатки, когда мы уже отплывали.
— Куда вы? — крикнул Николай.
— На сома идем! — гордо ответил Антон.
Встали в протоке на сомовьем омуте. Ловили не больше часа. Казалось, донки были грамотно заброшены под крутой русловый свал, но клева на мясо перловицы не было. То и дело кончик вибрировал под ударами какой-то мелочи, приходилось постоянно обновлять насадку, но настоящая рыба не подошла.
— А ну этих сомов, поедем ловить жерехов! — не вытерпел Антон. — Активность нужна, а то здесь от тоски засохнешь!
На самом же деле упитанной комплекции стоматолога навряд ли грозило усыхание.
Я робко возразил:
— Но ведь трофейная рыба любит усидчивых.
— Да? — задумался Антон, но тут же отмел сомнения взмахом руки: — Петрович, заводи баркас!
До Волги домчались быстро. Остановились на песчаных отмелях, заволокли «Казанку» на берег и стали ловить спиннингом чехонь — та шумно шарахалась на стремнине, била малька. Чехонь поначалу активно бросалась на «вертушки», типа «Блю фокс», но после того как из стаи выловили несколько рыб, блесну пришлось заменить: к одной приманке чехонь быстро привыкала. Далее в ход шли маленькие колебалки, стримеры, мелкие мухо-блесны.
Потом, когда ловля чехони надоела, мы расположились обедать на песчаной косе. Антон, плескаясь в теплой воде на мелководье с бокалом шампанского в руках, цитировал «Евгения Онегина»: «…Да вот в бутылке засмоленной, между жарким и бланманже, Цимлянское несут уже…» Вообще шампанское лилось рекой — Антон взял с собой из Москвы несколько ящиков «Донского» и «Цимлянского».
Потом пробовали ловить на джиг судака, но поймать удалось только по одному клыкастому на рыбака, и то все были мелковатые. Судаков и чехонь мы отпустили — куда они нам, когда Антон из Москвы столько провизии приволок.
— Трофейную рыбу хочу! — продолжал грустить Антон. — Хотя бы соменка килограммов на несколько подцепить…
— Судак и жерех усидчивых любит, — опять робко возразил я. — Время нужно, а у нас его нет.
Рано вечером возникла необходимость отоспаться. Дрыхли до утра. Утром Петрович тащил в лодку ящик шампанского и пакет с провизией.
Недолгое коротание времени с донками на сомовьей яме опять не принесло никакого результата, и мы, как и вчера, отправились на поиски жереха, чехони, щук и приключений. Носились по протокам — только ветер в ушах свистел. Но ни того, ни другого, ни третьего хищника не нашли. Однако не забывали каждые два часа устраивать перекус с шампанским.
К вечеру подустали, и тогда вдруг на всех навалилась меланхолия… Я начал ругать себя вслух за то, что не сумел сделать рыбалку. Антон сидел насупившись, а потом вдруг просветлел и скомандовал:
— Петрович, греби на середину Волги!
Запыхтел мотор, и «Казанка», не торопясь, поплыла к стремнине. Там мотор выключили, и лодка спокойно поплыла по течению великой реки.
— Отдыхайте, — сказал Антон и задумчиво устремил глаза в необозримые водные просторы. Потом, что-то вспомнив, многозначительно поднял палец и полез в карман жилета. Достал тот красивый чехольчик, который вертел в первую ночь в руках, и из него извлек что-то наподобие плоского камня — к нему была приделана металлическая пружинистая пластина.
— Эту штуковину мне один большой человек подарил, которому я зубы лечил, — пояснил он нам. — Подарочное исполнение. Смотри, как инкрустирована!
Антон засунул музыкальный инструмент в рот. Оттянул пластину и отпустил. Вибрирующие звуки гулко зазвучали, вырываясь из утробы наружу таинственным горловым пением. Дикая, завораживающая музыка растекалась по поверхности воды, растворялась в туманной дымке, подчеркивая первозданность великой реки. И эта водяная мощь, и этот устилавший полнеба закат казались неиссякаемы…