Все оттенки черного
Шрифт:
— О какой еще детали? — Тот, словно готовясь к драке, резко обернулся к Колосову.
— Вы прилюдно дали сестре пощечину. Ударили ее. Разве этого не было?
— Я должен был ее как-то успокоить. Эту истерику прекратить. Она вела себя как… Она позорила и меня, и себя!
— По мнению специалистов, — приврал Колосов для пущей важности, — ваша сестра порой не отвечала за свои слова и поступки. Что же, это новый метод — успокаивать больного человека?
Сорокин смерил его злобным взглядом, но промолчал.
— Вы что, обвиняете меня, что это я ее довел? — выдавил он наконец.
— Вас
— Ну, она же круглой-то идиоткой не была! Хлеб, молоко, продукты какие по мелочи — у нас магазин прямо в доме продуктовый, она туда заходила. Так, что-то солидное из съестного, я сам закупал, на машине привозил. Но если чего-то не хватало, Лера вполне справлялась с несложными покупками. А к чему вы это спрашиваете?
— Путешествую в одиночестве по магазинам, Валерия вполне могла заглянуть в тот, который торгует разной химией. И купить препарат, который мы потом нашли в ее желудке. Не могло такого случиться, нет?
Караулов блефовал, но крючок его Сорокин «не заглотил». И Колосов мысленно даже поаплодировал «братцу».
— Нет, что вы, такого просто и быть не могло, — воскликнул Сорокин взволнованно. — Я бы знал непременно, я бы нашел у нее. Нет, но как вы опять по-иезуитски свой вопрос строите, а? Она-де приобрела эту гадость, намереваясь — что сделать? С собой покончить, да? А я, негодяй и скотина такая, спровоцировал припадок, ударил ее, и вот вам, пожалуйста, статья — доведение до самоубийства, так, что ли?!
— А вас подобная версия, Константин, не устраивает. — Колосов покорно кивнул. — Ладно. Другие версии наши хуже. Яд каким-то образом попал в организм вашей сестры. Если она не сама приняла его, решив таким способом свести счеты с жизнью, следовательно, кто-то помог ей. Альтернатива самоубийству — убийство.
— Кому потребовалось убивать Л еру?
— Тому, кому она мешала, например. Это одна версия. Либо кому-то еще — но тут мотивы ее устранения пока весьма призрачны и неясны.
— А что же это вы так со мной поразительно откровенны? До пупа, прямо расстегнулись тут, а? — Сорокин попытался усмехнуться, но усмешка не получилась. — Лера мешала… Мне, что ли? Договаривайте, детектив. Я, что ли, по-вашему, избавиться от нее хотел? А то, что она десять лет на моих руках…
— Камнем висела? — подсказал Никита сухо. — Или, может, на шее? В прошлый раз вы примерно так выразились.
— Я так не говорил! Запишите, запишите в протоколе — на меня оказывается психологическое давление, и я отказываюсь…
— Тихо, тихо, — зашикал на них Караулов, потом деловито что-то отстукал на машинке. — Никто вас ни в чем не обвиняет, Константин. И насчет давления вы тоже — бог знает что вообразили себе. Мы же просто беседуем. Но вы же не слепой, вы читали заключение экспертизы, а там указано примерное время, когда ваша сестра могла получить смертельную дозу отравляющего вещества. И вы в это самое время, насколько я понял, были в гостях у соседей, где, кроме вас, находилось еще несколько человек.
— Да на кой дьявол кому-то убивать мою
— Вы давно знакомы с Александрой Модестовной Чебукиани… фамилия какая у нее — прямо с дореволюционной афиши; Забелло-Чебукиани?
— Давно. Мы соседи по даче. Она раньше была замужем. Муж ее умер.
Колосову почудилось: в этой фразе прозвучало что-то требующее уточнения, но Караулов уже задал новый вопрос:
— Наши сотрудники беседовали с вашим отчимом. У вас разорваны с ним все отношения, а он ведь долгое время заменял вам с сестрой отца. В чем причина?
Сорокин впился в него настороженным взглядом. В лице его что-то дрогнуло. Ему, как он сам когда-то сестре, прилюдно отвесили оплеуху. Казалось, он снова вот-вот взорвется, начнет кричать, что они не имеют права его допрашивать, копаться в делах его семьи, но… Сорокин огромным усилием воли взял себя в руки.
— А как он сам объяснил вам мой столь неродственный поступок? — спросил он тихо.
— Он сказал: «Так получилось». — Колосов, чтобы разрядить обстановку в кабинете, достал из кармана пачку сигарет, предложил сначала Сорокину, затем закурил сам;
— Я бы вам ответил на этот вопрос. Подробно, очень подробно: И знаете, даже с превеликим удовольствием. — Сорокин затянулся дымом. — Но мне бы хотелось сначала послушать, что скажет он, муж моей матери. А проще-то… Слушайте, а знаете что? — Он живо обернулся к Колосову: — Устройте-ка нам очную ставку.
От такого предложения Колосов и Караулов даже несколько опешили.
— Это как-то, по вашему мнению, поможет пролить свет на гибель вашей сестры? — спросил начальник отдела убийств.
— Нет, вряд ли.
— Так для чего же это делать? Ваш отчим в госпитале, лечится после серьезных травм. И вы с ним не встречались много лет. Что же мы сможем узнать полезного, следуя этому вашему совету?
Сорокин молчал.
— За что вы так ненавидите своего приемного отца? — прямо спросил Колосов.
— Мужа моей матери, я ведь уже сказал.
Колосов терпеливо ждал продолжения фразы, но Сорокин снова словно воды в рот набрал.
— В прошлый раз, когда речь зашла о болезни Валерии, вы упомянули в разговоре некий латинский термин. Мы запросили психоневрологический диспансер, где она стояла на учете. Их диагноз ничего общего с этим вашим не имеет. Что вы имели в виду?
— А вы что, до сих пор еще не справились в медицинском словаре? — Сорокин стиснул руки. — Ну что вам от меня нужно? Что вы на пару надо мной издеваетесь? Ну, подозреваете меня, что я Лерку отравил? Ну, да черт с вами — посадите в камеру, арестуйте!
— Вам не кажется, Константин Андреевич, что ваше поведение странно? — спросил Колосов. — Самому-то не кажется, нет?
— Завтра похороны моей сестры!
— Ладно. На этом пока и закончим. Прочтите ваши показания. Если все верно записано — распишитесь. — Караулов извлек из машинки бланк допроса. (При этом Колосов заметил, что он намеренно опустил в допросе очень существенную деталь — не стал акцентировать внимание Сорокина на том, что тот предупреждается об уголовной ответственности за дачу ложных показаний или отказ от них. Это было явное процессуальное нарушение, но не поступи так Караулов, они бы с Сорокиным и до этого не договорились бы.)