Все оттенки красного

Андреева Наталья Вячеславовна

— Не знаю. Они сдернули стоп-кран и сошли с поезда. Эдик и Маруся.

— Какой мерзавец! Ну, ничего, я найду на него управу! Пусть даже придется опозориться. Ты отдыхай и пока никому ничего не говори. Сиди в своей комнате.

— Спасибо вам. Вы хороший.

— Да и ты славная девушка. Надо было с самого начала рассказать все Нелли. Она не злодейка, не оставила бы тебя без помощи.

— Я все равно бы призналась. Не выдержала бы. Хотелось только немного подлечиться.

— Отдыхай.

Он вышел из комнаты, с облегчением вздохнув. Все-таки, славная

девушка, жаль, что она не Маруся Кирсанова. Надо как-то осторожно поговорить с Нелли, ведь она добрая, все поймет. А вот остальные… Собственно, из-за них придется молчать до завтра. Вера Федоровна и мать способны устроить скандал. Что уж говорить о Наталье! Георгий Эдуардович поморщился — да, тут без поддержки Нелли не обойтись. Потом вспомнил о старшем сыне и содрогнулся. Если Эдик успеет обработать Марию Кирсанову, и этому дому, и покою в нем придет конец. Будет скандальный раздел наследства, будут бесконечные суды, ссоры, а как же новая любовь? Как же женщина, которую он рассчитывает ввести в семью? Разве она выдержит все это? Наконец-то встретилось доброе, чистое создание, разделяющее его идеал скромного существования в уединении, в работе над новой книгой, на этот раз, действительно, великой. Господи, дай силы! Как все запуталось! Отец, зачем ты все это сделал?…

…— Ты все поняла, мама?

— Эдик, но как же так?

— А вот так. Он, похоже, все знает.

— Что ж будет?

— Не знаю. Ты пока попробуй все это переварить, а мне надо позвонить. Кто-то должен позаботиться о моем будущем, раз так все обернулось.

Он не решился воспользоваться одним из телефонов в доме. От этих дам всего можно ожидать, слишком уж любопытные. А свидетели ему сейчас не нужны, и вообще никто не должен знать, кому и куда он звонит. Черт, что ж она так долго не берет трубку!

…— Алло?

— Маша? Привет.

— Эдик? Классно, а?

— Как ты там? Что делаешь?

— Скуча-а-ю.

— Займись чем-нибудь.

— Можно я схожу в магазин?

— Зачем? В доме полно еды.

— Я куплю краски. Ну и чего там еще положено.

Краски! Как же он об этом не подумал! О наркотиках подумал, а о том, что можно было бы поступить гораздо проще и загрузить ее работой, не догадался. Она бы сидела целыми днями дома и писала, писала, писала… Художница, как же! Талант.

— Послушай, Маша, ты заблудишься.

— Язык до Киева доведет, корнет. На свете полно симпатичных мужиков, которые с радостью укажут мне дорогу. Сомневаешься?

— Нисколько.

Зачем он оставил ей ключ? Дурак!

— Корнет, ты чего такой? Злой, да?

— Да тут возникли некоторые проблемы. Я должен задержаться и ночевать не приеду.

— Как? Мы еще не поженились, а ты уже не приходишь домой ночевать?

— Дела, Милая, дела. Между прочим, не столько мои, сколько твои. Так что постарайся меня дождаться.

— Не бойся, не убегу. Если, конечно, не встретится мужик покруче, чем ты. Но это вряд ли.

Надо было все-таки посадить ее на наркотики!

— Маша, я завтра буду. Целую. Я позвоню еще.

— Проверяешь? Ту ти, ту-ту-ту. Пока, корнет!

Гудки. Чертова девица! Если бы на ее месте была эта Майя, все было бы гораздо проще. Та просто в рот смотрит, как очарованный кролик. И хорошенькая к тому же. Не такая броская, как Маруся, но зато на любителя, просто цветочек. А может?… Тьфу ты! Какая глупая мысль! Если бы можно было навсегда оставить ее Марией Кирсановой! Но ведь есть же ее родители и Алевтина Кирсанова. Родители! Отец вполне может вызвонить мать Маруси и та кинется искать свою блудную дочь. Ну и что? Пусть ищет. Ладно, утро вечера мудренее, что-нибудь да придумается.

— Эдик!

Нашла все-таки! Он спрятался в саду, чтобы никто не слышал, как он разговаривает по мобильному телефону с настоящей Марусей, а Настя все-таки выследила.

— Привет, — кисло сказал он.

— Здоровались уже. Эдик, как же так?

— А что случилось?

— Ты не звонишь, не объявляешься, а в твоей квартире снимает трубку какая-то девица. Разве ничего не случилось?

— Видишь ли, Настя, у меня проблемы.

— Проблемы? Но почему, как раньше, не рассказать все мне?

— А чем ты можешь помочь? Денег достанешь?

— У меня нет своих денег, — потерянным голосом говорит девушка. — Я раньше думала, что тетя… Я с ней поговорю.

— Поговори, поговори.

— Эдик, ты не хочешь со мной погулять по саду?

— Знаешь, я устал. Не выспался и вообще.

— Ты какой-то…

— А если меня завтра убьют?

— Убьют?!

— Я должен кучу денег, у матери больше ничего нет, а отец… лучше бы его не было, такого отца!

— Все так серьезно?

— Более чем. Поэтому оставь меня в покое.

— Эдик, но я же люблю тебя!

— По крайней мере, хоть кто-то придет поплакать на мою могилу.

— Эдик!

— Ну, что еще?

— Я все сделаю. Я что-нибудь придумаю.

— Что ты можешь придумать?

— Я… я… я…

— Настя, не надо. Я женился бы на тебе, честное слово, но…

— Сколько тебе нужно?

— Чем больше, тем лучше. Хотя бы несколько тысяч долларов. Пять, десять.

— Пять или десять? А сроки?

— Сроки кончились. Можно продлить их только под получение наследства.

— Наследство, наследство. Эдуард Олегович дурно поступил с тетей. Как же теперь?

— А никак. Пойду, прилягу. Мне надо подумать о своих проблемах.

Ушел. Как же быть? Так ждала, так ждала, а он холоден, словно бы ничего и не было: обещаний, жарких поцелуев, красивых слов, которые он говорит, словно плетет тончайшие кружева, и узоры эти можно хранить в памяти бесконечно и любоваться ими бесконечно. Никогда больше не будет такого, как Эдик, и вообще больше не будет никого. Кто она такая? Некрасивая, а теперь еще и небогатая наследница. Что тетины деньги? Их мало, слишком мало для такого, как Эдик. Он привык к роскошной жизни. Еще бы! Должно быть, ни одна женщина готова отдать все свои деньги, чтобы только оставался рядом, говорил, что любит, пусть даже это заведомая ложь.