Все оттенки красного
Шрифт:
— А где вы были в момент выстрела?
— На кухне. Я была на кухне. Я хотела сделать ему… Хотела принести что-нибудь, ведь на сухомятке он может испортить себе желудок. Простите. Мой сын… Мог испортить… Не могли бы вы меня отпустить? Мне нехорошо.
— Конечно, конечно. Скажите только, с кем вы были на кухне?
— С кем? Почему с кем? Одна.
— А ваша домработница? Ольга Сергеевна?
— Она вышла.
— Куда?
— Ну, откуда же мне знать? Мало ли дел по дому!
—
— Внебрачная дочь моего бывшего мужа.
— Пусть так. Она уже была в кабинете. Она так быстро бегает? Со сломанными ребрами?
— Вы хотите сказать, что… Что я не спешила, да? Но я не сразу поняла, что случилось! Этот звук… Выстрел… Мне показалось сначала, что в саду. Или на втором этаже. Не знаю. И потом — никто ведь не спешил.
— Но ведь все знали, что пистолет находится в кабинете.
— Я старая женщина. У меня со слухом не все в порядке, порой я теряю ориентацию. У меня только что убили единственного сына. Отпустите.
— Хорошо, вы можете идти. Примите лекарство, успокойтесь. Мы потом погорим. Поймите, что показания каждого члена семьи очень важны. И еще вы тоже должны пройти дактилоскопию. Где там кто-нибудь? Человеку плохо!…
… — Вера Федоровна Оболенская. Да. Из старинного рода князей Оболенских.
Платошин внимательно посмотрел на даму: крошечная шляпка, пришпиленная к взбитым волосам, пухлые пальчики нервно теребят бахрому серебристой шали. А нос у дамы смешной, пимпочкой, и вся она рыхлая, напузырившаяся, словно квашня с тестом. Того и гляди, телеса полезут через край. Княгиня? Смешно!
— Кем вы приходитесь потерпевшему?
— Георгию Эдуардовичу? Первая жена. К сожалению, бывшая.
— К сожалению?
— Он был инициатором развода, не я.
— Причина?
— Ах, ма шер, это было так давно!
— Простите?
— Господин капитан, конечно. Ма шер — это значит дорогой мой. По-французски. Привычка, простите. Причина развода… Ну, не знаю. Я не стала его удерживать. Возможно, что другая женщина. Ведь не прошло и года, как он женился на Наталье.
— Вы где были в момент выстрела?
— Я? У себя в комнате.
— Одна?
— Да.
— Говорят, вы пришли в кабинет последней.
— Моя комната находится в самом конце коридора. И потом, она в мансарде на третьем этаже. Я задремала, и не сразу сообразила, что случилось, когда услышала выстрел. А потом вдруг вспомнила про пистолет в кабинете, и…
— И?
— Побежала. Как все.
— В каких отношениях вы были с потерпевшим?
— Я? В отношениях? У нас общий ребенок.
— Ему, кажется, уже двадцать восемь лет, вашему ребенку.
— Я мать и для меня он всегда будет ребенком. И потом, разве Эдик не имеет никаких прав жить в этом доме, доме своего родного деда?
— Но он, насколько я понял, не жил здесь. А жили вы.
— Ах, Нелли всегда была ко мне так добра! Поймите, мне много не надо. Я человек скромный, нетребовательный.
— Вы где-нибудь работаете?
— Работаю? Я?
— Но до пенсионного возраста вам еще далековато, а?
— Я женщина.
— Понятно. Сейчас с пистолета снимут отпечатки пальцев.
— Отпечатки? Почему отпечатки?
— А вы должны пройти дактилоскопию. Как все в доме.
— Но… Разве нельзя без этого?
— Нет.
— Но это же оскорбительно!
— Простите великодушно, госпожа княгиня, но в доме труп.
— Что ж. Ах, господи, что же это! Мне нехорошо.
— Что-то болит?
— Сердце. Я такая впечатлительная! Конечно, у нас с Георгием Эдуардовичем давно уже все остыло, но я как вспомню… Как вспомню…
— Хорошо, вы можете быть свободны…
…— Наталья Александровна Листова, бывшая жена. Если быть точной, вторая бывшая жена.
— Вы сегодня поссорились с потерпевшим
— Ах, доложили уже! Не сомневаюсь, что Вера. Никак не поймет, что делить уже нечего. Да, мы поссорились. А что я должна была делать? Он же собрался выдворить меня отсюда!
— Потому что собирался жениться. Так?
— Вот оно, грязное белье! А еще просили меня… Нет уж, я скажу все. Не только меня он собирался выгнать отсюда, но еще и Нелли. И Настю. И, между прочим, Нелли врет, когда говорит, что прибежала в кабинет после меня. То есть прибежала, конечно, но… После того, как вышла оттуда. Вот. Она стояла на лестнице, когда я вошла в дом. Просто стояла на лестнице и чего-то ждала. Олимпиада Серафимовна ее не видела, у нее зрение слабое, а я видела. Там есть такая небольшая ниша, и если внимательно приглядеться…
— Может, это была не она?
— А кто еще?
— Вообще-то Олимпиада Серафимовна только что жаловалась на слабый слух, но никак не на зрение. Похоже, что у нее дальнозоркость, а? Никак не близорукость.
— Она вам наговорит! Кто-то стоял в нише, я вам клянусь!
— А если это просто ваша фантазия? Или месть, а?
— Ха! Не хотите — не верьте.
— А если посерьезнее?
— Я вам еще и не такое расскажу!
— Но ведь это вы сегодня ссорились с потерпевшим, а не Нелли Робертовна Листова.