Все оттенки роз
Шрифт:
– Понятия не имею, как он вообще меня нашел, – говорю я.
– Так, постой. Начнем с главного. Он симпатичный или страшный?
Я хмурюсь, вспоминая идеальные черты его лица, темные глаза, ту непринужденность, с которой он протянул руку через прилавок и стер блестку с моей щеки.
– Значит, симпатичный. – Карлос с ухмылкой кладет руку мне на плечо. – Все нормально, Шарло, можешь разрешить себе думать, что парень симпатичный. Мысли не разрушат твою жизнь.
Я бросаю на друга сердитый взгляд.
– Он больше, чем просто симпатичный, если тебе необходимо знать, но…
– Насколько больше? – Его пальцы рефлекторно сжимаются на моем бицепсе. – Красивый? Обольстительный? Секси-шмекси?
В
– …Но мне кажется, что это просто нахальство, – продолжаю я, игнорируя его вопрос, – присылать мне цветы, учитывая то, что я его даже не знаю.
– Возможно, он действительно слегка самонадеян, – соглашается друг, открывая наш общий шкафчик: каждый год, после того как шкафчики распределяют между учениками, мы с Карлосом выбираем тот, который удобнее расположен и менее обшарпан, и он становится нашей операционной базой. В этом году в дверце нашего шкафчика всего две дыры размером с локоть, а замок срабатывает только после нескольких попыток. Школа Пасифик-Хайтс-Хай невероятно переполнена, недостаточно финансируется и намного менее гламурна, чем можно было бы предположить из ее названия. У нас нет вида на океан – вместо этого школа расположена прямо в центре Голливуда, окруженная скоплениями туристов и многоквартирных домов. Все состоятельные, более совершенные в образовательном плане школы находятся на западе, ближе к океану. Я многое бы отдала, чтобы иметь возможность учиться в одной из них.
– Только не срывайся на цветах, – добавляет Карлос, когда я с равнодушным видом запихиваю громоздкий букет в шкафчик, однако втайне стараюсь не погнуть и не надломить стебли.
– Сменим тему. Расскажи, как прошла вчерашняя вечеринка – ты видел кого хотел?
Карлос бросает на меня многозначительный взгляд, но примиряется с переменой темы.
– Это оказался полным облом. Намечающийся тест по физике, поэтому в конечном итоге так и не явился. Я смылся оттуда пораньше и пошел домой смотреть старые выпуски SNL [2] на ноутбуке.
2
Saturday Night Live («Субботним вечером в прямом эфире»), сокращенно SNL – вечерняя музыкально-юмористическая передача, одна из самых популярных и долгоиграющих в истории телевидения США.
Я сжимаю его руку.
– Мне так жаль. Может, вы встретитесь в следующие выходные.
– Может быть. – Карлос пожимает плечами. – А еще может быть, что мистер Красивый и Загадочный завтра снова пришлет тебе букет.
– Давай без фантазий. – Сегодняшнего унизительного эпизода было вполне достаточно.
– Эй, послушай. – Карлос останавливается в конце коридора, вынуждая Софи Зайнес резко метнуться в сторону, не врезаться в нас.
Софи симпатичная – из тех чересчур ухоженных девчонок, у которых всегда яркий макияж, идеальная прическа и наряды. Рядом с такими, как она, я кажусь себе простой и бесцветной, как какая-нибудь плоская аппликация, лишенная красок. Я либо покупаю одежду в магазинах секонд-хенд, либо донашиваю за сестрой. Слава богу, у меня есть Карлос, который помогает мне с выбором вещей, но тем не менее я не могу тягаться со всеми софи этого мира.
– Мне моя милая Шарлотта нравится такой, какая есть, – говорит Карлос, оглядываясь на меня. – Вечной девственницей.
Я морщусь, бросая взгляд на Софи и надеясь, что этих слов она не слышала. Карлос может запросто обсуждать мою сексуальную жизнь – или ее отсутствие – на людях, но мне… не настолько легко это дается.
– Никакая не вечная, – мягко поправляю его я. –
– То есть, по сути, до скончания века?
– Перестань. – Улыбаясь, я качаю головой.
– Ты просто святая, Шарлотта Рид. И, как я уже сказал, мне это в тебе нравится.
Мы выходим через массивные двойные двери на улицу. Полуденное солнце светит ярко и горячо. Карлос подносит руку к глазам, чтобы защитить их от слепящего света. В поисках свободного места, мы осматриваем газон, усеянный группками учеников, которые сидят прямо на траве или на поблекших синих скамейках.
Когда мы приближаемся к нашему излюбленному местечку в тени, Карлос говорит:
– Однажды ты потеряешь голову от любви, и я не смогу оторвать тебя от какого-нибудь великолепного мужского образчика с прессом, как у спартанского бога.
Я фыркаю.
– Думаю, это описание твоей мечты, – парирую я. В моих мыслях вообще нет никакого парня мечты.
Мы садимся, и Карлос подмигивает мне.
– Вот увидишь, моя чистая, невинная Шарлотта. Однажды ты встретишь кого-нибудь, кто перевернет твой идеальный мир с ног на голову.
Глава 3
Наш крошечный одноуровневый домик на улице Харпер воткнут между двумя возвышающимися в отдалении от дороги и медленно умирающими пальмами. В соседском дворе стоит на кирпичах проржавевший «Бьюик». Из-под проволочного забора в двух домах от нас поскуливает собака, а с боковой улочки доносится вой сирены. И тем не менее всего лишь в пяти кварталах отсюда расположен бульвар Сансет, где толпятся туристы; сфотографировав золотые звезды, вмонтированные в тротуар, они садятся в экскурсионные автобусы и поднимаются на Голливудские холмы поглазеть на дома рок-звезд, звезд кино и реалити-шоу. Так близко, считай, только руку протянуть, и все же тот район, в котором я живу, с его обветшалыми, облупившимися, выгоревшими на солнце домами, – это словно другой мир.
Когда я вхожу, в доме царит тишина. Я разворачиваю букет с цветами над кухонной раковиной, срывая прозрачный целлофан, и ставлю их в вазу с прохладной водой. Цветы кажутся еще прелестнее здесь, в доме. Их нежные лепестки – как дыхание весны на фоне обшарпанных желтых стен.
– Кто подарил? – из арки, отделяющей кухню от гостиной, доносится голос моей сестры. Это жилище – вызывающий клаустрофобию тесный прямоугольник с тремя спальнями, соединенной с кухней гостиной и одной невозможно крошечной ванной. Брея ноги утром перед школой, я обычно высовываю одну ногу из-за душевой занавески и упираю ступню в край раковины, чтобы сохранить равновесие.
– Никто, – быстро отвечаю я, ставя вазу в центр кухонного стола.
На бедре у Мии висит малыш Лео, крохотными пальчиками сжимая ткань ее белой футболки, заляпанной детской отрыжкой. Сестра подходит ко мне, и я щекочу подбородок племянника.
– Они посимпатичнее, чем те остатки, которые ты обычно приносишь из магазина, – замечает Миа.
– Это был специальный заказ, который так никто и не забрал. – Ложь дается мне легко, чему я удивляюсь. Я никогда не лгу, у меня не бывает повода.
Миа поднимает Лео повыше, и взгляд его синих глаз устремляется на меня, а рот расплывается в беззубой улыбке. Я забираю малыша у сестры, а она усталым движением проводит пальцами по своим золотистым волосам, словно впервые за день у нее освободились руки. Ее запавшие глаза говорят о недосыпе, и на мгновение у меня возникает такое чувство, будто я смотрю на собственное отражение. Миа на два года старше меня, и, хотя отцы у нас разные, мы могли бы сойти за близняшек; у нас одинаковые зеленые глаза с поволокой и волосы карамельного оттенка.