Все пули мимо
Шрифт:
Дописал Корень, что я велел, сверил я данные — нет, аккурат двести двадцать баксов расписаны. Уж и не понимаю, чего это он так мандражирует? Впрочем, не первый день он замужем — то бишь «налог» сдаёт, — знает, что почём и все расценки. Ладно, разберёмся.
Подмахиваю я расписку и протягиваю её хлыщу. Но холодок внутрь меня неприятный такой закрадывается — а не подписал ли я сам себе сейчас приговор?
Берёт «бухгалтер» расписку, а мне другую бумажку вместе с баксами, что на неё грузил, даёт.
— Это ведомость и зарплата вашей бригады, — скрипит он и протягивает третью бумажку. — Распишитесь в получении.
Чёрт его дери — контора, что называется, пишет! Никогда не думал, что бумажная рутина меня коснётся. Но, делать нечего, сверяю суммы в ведомости и расписке и подмахиваю и эту бумажку. Но на хлыща смотрю уже с опаской — сколько там у него ещё расписок да циркуляров по мою душу в кейсе? Ведь задавит он меня ими, жабой задавит!
— Пересчитывать будете? — спрашивает хлыщ и, к моей радости, кейс закрывает.
— Нет, — быстро отвечаю, боясь, что он снова кейс откроет и начнёт меня бумагами забрасывать — уж лучше бы сразу гранатами, чтоб, значит, без мучений особых прикончить.
— Хорошо. — Он встаёт. — В следующий раз прошу меня с отчётом не задерживать, — скрипит на прощание и уходит.
— Я тоже могу идти? — заискивающе вопрошает Корень. Морда у него по-прежнему зелёная, но держится уже ничего. То есть выносить не придётся.
— Нет, — отрезаю я, но разговор с ним не продолжаю, а начинаю с ведомостью знакомиться. Вверху таким это красивым шрифтом набрано: «Ведомость по зарплате бригады строителей». Во дела, хмыкаю про себя. Они бы ещё «строителей капитализма» написали! Ну, дальше название липовой фирмы, неделя оплаты, месяц, год и наши фамилии с причитающимися суммами.
Смотрю на суммы, и в глазах рябить начинает. Ни хрена себе! Теперь понимаю, почему я ведомость никогда не видел и даже не подозревал о её существовании! Ай да Харя! Да если бы я получал столько, может, и нос в хозяйскую кормушку не совал. Кажется, я начинаю разуметь, почему Хозяин меня на Харю так легко разменял… В голове мелькает шальная мысль — а что, если и я так? — но я её, подлюку, давлю в зародыше. Второго предупреждения от Бонзы не будет, да и ребята, когда «капусту» сполна получат, отношение ко мне немного изменят.
— Расписывайся и получай «зарплату», — пододвигаю ведомость Корню.
Он читает сумму и шалеет. Куда только его бледность да растерянность деваются.
— Слушай, Пе… — он спотыкается на слове и поправляется: — Борис, может, обмоем это дело? Тут неподалёку тошниловка новая открылась, харч нормальный, тёлки фирмовые, а?
— Нет, сегодня не получится, — смотрю сквозь него пустым взглядом. — Да и не всё мы с тобой решили. Значит, так: в следующий раз отчёт будешь сдавать вместе с «налогом». Ясно?
Корень понимающе кивает и всё ещё цветёт.
— Ну и надеюсь… — здесь я картинно потягиваюсь, будто с устатку после долгого рабочего дня. Но потягиваюсь так, чтобы пола куртки распахнулась и была видна кобура на заплечной портупее. — Надеюсь я, что на будущей неделе закрытые киоски на рынке откроются и свой должок вернут.
Увял Корень по счёту раз. Дошло до него, что я его уловку просёк, и, как рентгенолог, его, падлу, насквозь вижу.
— Да-да… — бормочет, а щека у него дёргается мелко-мелко так, будто желе на вилке. — Непременно…
— Ну, если меня понял, то свободен, — отпускаю его, словно грехи прощаю. — Ребят позови, «зарплату» получать.
И как он последнюю фразу услышал, даже не знаю, так как стартанул при слове «свободен» что твой стратегический перехватчик по команде «час 0» — с четырнадцатикратной перегрузкой и переходом звукового барьера на месте старта. Но ребят мне самому приглашать не пришлось — передал-таки он мою просьбу, — и они по очереди стали заходить за «капустой». Врёт, наверное, что-то физика о скорости звука…
7
Конечно, сегодня можно было устроить и «расслабуху», но завтра предстояло новое дело с Сашком, а похмелье у меня обычно зверское. Литра не хватает, чтобы в себя прийти, да и какой из меня тогда «работник»… Так что ребята пошли «расслабляться» без меня, а я поехал в город, зашёл в детский магазин и накупил Пупсику гору шмоток — хватит ему в драных опорках шастать.
Возвращаюсь домой, дверь открываю, и прямо с порога запахи обеда так в нос шибают, что коленки подкашиваются. Чуть нокдаун не получил, ибо только сейчас и понимаю, насколько проголодался — оказывается, весь день-то ничего не ел. Во как работа выматывать может — глядишь, скоро совсем пролетарием стану.
С кухни Пупсик выглядывает, в улыбке цветёт, приглашает:
— Кушать подано, Борис Макарович!
Бросаю свёртки в прихожей, снимаю куртку, шустренько мою руки и бегом на кухню.
Батюшки-светы, словно в кабинет какого шикарного ресторана попал! Сервировка — что на званых обедах, которые в кино только и увидишь, а уж яства, что Пупсик сварганил да по посуде красиво так разложил, я нигде не видел. Разве в книге «О вкусной и здоровой пище» сталинских времён. Но там они на картинках — как говорится, видит око, да зуб неймёт; а здесь — вот они, и такие умопомрачительные запахи источают, что у меня, как у собаки Павлова, полный рот слюны вмиг набежал.
Пупсик мой споро на табурет взгромождается и мне советует:
— Присаживайтесь, Борис Макарович, и извольте откушать что бог послал.
Глянул я мельком на него, и оторопь меня взяла. Рубашечка на нём хоть и чистая да опрятная, но столько на ней заплат разноцветных, что и не поймёшь, из какой она материи на самом деле была сшита. А штаны «хабэ»-шные уж и цвет от линьки потеряли. Ни хрена себе «натюрморд» получился!
Сглатываю слюну, но за стол не сажусь.
— Так не пойдёт, — говорю. — Идём-ка в комнату.