Все пути твои грешны
Шрифт:
Но Леванский его уже не слушал, он побежал к звездолёту и обнял его куриную лапу, словно тот и правда был живой. Что-то он там ему ворковал, называл то птичкой, то цыпленком, и шлюзы открылись. «Пусть, – решил Корней, – пусть так и будет, не я все это придумал!». И он осторожно наступил ногой на мягкий теплый трап, ощутил вибрацию АНГ 2, и, взывая кеттских богов в свидетели, шагнул на борт. Он только принял подарок судьбы, не более… Впрочем, в глубине души он знал, что это не правда. Выбор у него был.
3
Осталось около тридцати минут, может, чуть меньше. Сидеть он уже не мог, сполз кое-как вдоль
Никто не летел. Проклятые сучки шакала забили на мусороуборщика. Наверно, такое бывает, они ведь тоже не роботы. Значит все. Прощайте все мои враги, друзей у меня не осталось…
Опять же, сам виноват. Как он тогда себя вел? Как слепой индюк. Надутый и тупой слепой индюк. Покорить миры, быть самым первым звездолетчиком… А еще что? Медалями грудь увешать? Так ведь была уже одна медаль. Бил он каких-то гадов, на медуз похожих. И летали они как медузы, на розовых блюдцах, – смех один. Гвал разорвал с ними торговые отношения еще весной, и они приплыли под новогодний фестиваль, такие все в панталонах в рюшечку, с перьями и щупальцами, дурной сон, а не существа, и сразу: «мы вас убьем и съедим!». Да не тут-то было! Прогнали их студенты звездолетной академии, даже армию не пришлось вызывать. Бои шли двое суток, а потом блюдца укатили восвояси, усеяв стадион академии розовыми обломками. Мэр вручил им по медальке. Медалька, правда, так себе, из латуни паршивой, но не в этом дело. Он ее неделю гордо носил на груди, а Грек все выпрашивал, дай, мол, на свидание с физичкой надеть.
А потом Корней узнал, что медузы эти были все женского пола. И Гвал лишил их единственного источника дохода, когда запретил торговлю. В общем, голод у них начался и обезвоживание. Подарил он Сережке медаль и не надевал больше. Не велика честь с бабами сражаться. Хотя они тоже сбивали наших! Кольценосый погиб, Калин без ноги остался и Макряка катапульта выплюнула, до сих пор не нашли. Бой был честный, и все же…
…Взлетели так себе. Не смог Корней первый взлет кораблю доверить. Сам за штурвал сел. Непривычно тут все было, механики вообще нет, одни отростки какие-то мягкие, словно не звездолетом рулишь, а за причинное место хватаешь. Фу, гадость. «Привыкнешь! – шикнул сам на себя. – Пошел, отличник академии!». Рванул он наверх, впопыхах о крыше ангара забыл, вроде как сама она должна была в сторонку отъезжать. В общем, снесло ее напрочь, хотя при холодном старте и так уже часть разрушилась. Аккуратнее надо, Корней Викторович, аккуратнее! Проклятье! Ему бы обычную механику, уже б на орбите болтались. Вывел аккуратно, на сотню метров поднял и тут катавасия началась. АНГ 2 стал брыкаться, прыгать, как жеребец необъезженный, то ноги свои куриные не мог втянуть, то его кидало сразу в сверхсветовую, то поля в сети не подключались. Одним словом, прототип.
Грека к полу придавило, кости уже хрустеть стали, когда пилот одумался. Корней извинился и перестал насиловать звездолет. Отпустил поводья и слез с кресла капитана. Корабль сам аккуратно подобрался, сам протянул нити к полям и доложил о готовности к полету. Ну и корыто! Здоровенное, как полгорода; медленное, как бабушка Грека, да еще и капризное, словно кисейная барышня. Вот послали боги испытание! Ладно, взлетели, как АНГ 2 пожелал, чинно и ровненько, словно польку сплясали. А потом он в стратосферу вгрызся своим гигантским телом и тут Ворон преклонил голову перед совершенством гибрида. Шел сильно, уверенно и не вздрогнул ни разу, ямы с антигравитацией заранее обошел, без всяких маршрутов и карт, к торможению тоже деловито подошел, с тремя степенями разгона, как и должно быть в идеале. И когда Корней забыл, как странны на ощупь рычаги звездолета, стал вдруг с ним единым целым и понеслись они в черный далекий космос, рассекать бесконечность мощным телом.
Полет шел нормально, пилот перестал обзывать АНГ 2 чудовищем. По пути попался небольшой красный астероид. Звездолёт его сожрал, брюхом на него лег и всосал большую половину. Доложил, что было твердовато. Гурман, пчелиное жало ему… Так что потихоньку приспособились. И тут оказалось, что Серый ни сколько не повзрослел за эти годы. В общаге академии ему все время скучно было, носился по комнате, как волк по клетке. Все его несло на подвиги, то любовные, то еще какие. Вот и здесь. Пару дней он был занят АНГ 2, переименовал его в Ангуса, болтал с ним днем и ночью. Если бы с ним можно было любовью заниматься, Грек бы уже попробовал. Потом ему эта игра наскучила. Стал по коридорам шляться и искать себе занятие. Корней послал его в моторный отсек, инженер все-таки, хотя и приказал ничего не трогать, – на звездолете он был царь и бог и все должны были беспрекословно подчиняться. Леванский вернулся разочарованным, моторный отсек зарос биополотном, он не решился его нарушить. Это было правильное решение.
И вот настал миг, когда Сергей по кличке Грек был готов объявить о своей вселенской скуке, он только открыл рот, как пришло сообщение с Рема, от которого они уже достаточно удалились. АНГ 2 серийный номер 3 452 находится в межпланетном розыске. Он был украден со склада, где должен был быть утилизирован. Межпланетная комиссия по чрезвычайным ситуациям настойчиво просила вернуть звездолёт, который не управляем и в любой момент может выйти из-под контроля, дабы сохранить жизни воров. Ну, чтобы их наказать, когда они вернут опасный для жизни биомеханизм.
– Допрыгались, Серый, тут твой мужик с периферии спалился, и мы вместе с ним. Нас поймают, как кур в курятнике. Такую посудину тяжело прятать.
– Я назад не вернусь! Я работал руками по двое суток, чинил всякое говно, хуже, чем твоя «калоша», а получал всего две тысячи кредиток. Посмотри на меня, я инженер…
– Я понял. Делать что будем? Благодаря твоим действиям мы теперь в межпланетном розыске.
– А чего тут можно сделать? Валим подальше, да и все. Ангуса не отдам!
Трепло, мальчишка. Так он все хорошо продумал. Украсть у военных прототип и на нем рассекать космос. Всего один шанс был: прыгать надо. Корней посмотрел на друга. Глаза у того стали огромные, как старые кредитки, те, что с дыркой посередине. Побледнел он весь, как на экзамене по экономике, губы дрожат. Понимал ведь, шельмец, во что влез, теперь вот расплата пришла.
– Прыгал раньше?
– Нет, не приходилось.
– Крыса ты сухопутная!
– Причем тут крыса, Корней? Надо прыгать, значит прыгнем.
В подпространство он входил пятнадцать раз и каждый раз это было похоже на смерть, на инфаркт, на внезапную остановку сердца. Тело оставалось неподвижным, скованным, деревянным, а дух отрывался и взлетал над всем этим безобразием. Корабль скручивало, он растягивался, потом плющился, потом опять растягивался и под конец заворачивался в лист Мебиуса. Продолжалось веками. Душа летала, но свободы не чувствовала. А потом был миг возвращения, словно вход в мертвое тело. Как зубной протез на мягкую плоть. Невыносимо было на самом деле. Многие ломались и уходили из летной академии. Да, подпространство смелых ребят сломало, а для такого задохлика, как Серый, возможно будет травмой на всю жизнь. Надо было сказать об этом сейчас.