Всё равно будешь моей
Шрифт:
— Да.
— Тогда поехали?
Он не ждёт моего согласия, давит на газ и срывается с места. Мы приезжаем в порт.
— Бери сумку, погнали.
Когда выхожу с машины, Матвей обнимает меня за талию и ведёт куда-то. Я не понимаю куда, что мы тут делаем. Мне плевать. Мои мысли сконцентрированы на его объятьях. Мы идём как пара. Боже...
Если бы кто-то знакомый увидел нас, мне бы пришёл конец. Но разве я могу думать об этом? Когда он так близко.
Мы поднимаемся на палубу небольшой яхты. И сразу спускаемся в каюту.
— Ты ничего не подумай, —
В каюте небольшой стол, на нём фрукты, наша любимая еда с мака и газированные напитки. Тут душно, и я насколько боюсь вспотеть, что снимаю с себя кофту, и остаюсь только в футболке. Матвей тоже снимает кожаную куртку.
— Не бойся, садись рядом, и доставай записки.
Я достаю свои клочки бумаги, и протягиваю ему. Он достаёт свои. Когда договаривались писать, мы не подумали, что писать надо на полностью одинаковой бумаге. Теперь по виду можно отличить, где его, а где мои.
— Они разные. Слишком заметно, — говорю я. Голос отчего-то совсем меня не слушается. Дрожит.
— Ладно, я сейчас что-то придумаю.
Матвей поднимается, покидает каюту, а я в это время осматриваю её. Тут очень красиво. А ещё безумно романтично. Вот бы в таком месте заниматься...
Боже... О чём я только думаю?! Это Матвей. Он на меня так влияет. Смотрю в зеркало, и сразу же вижу свои красные щеки. Блин, он тоже сейчас их увидит.
Матвей возвращается и сразу же подходит сзади. Обнимает.
— Вот мешочек, в них сложим записки, и будем доставать. Так ничего не видно, — он шепчет мне это в ухо. А я... Не слышу, что он говорит. Я думаю об его руках, которые сейчас на моём животе. О дыхании, которое согревает кожу шеи. О мурашках, которые появляются всякий раз, когда он дотрагивается до меня.
Горский не останавливается на словах в ухо. Он медленно опускает свои губы на мою шею, легонько дотрагивается, а потом достаёт язык, и проходит по шее им.
С моей груди вырывается неконтролируемый стон. Резко всё плывёт, и кажись у меня между ног тоже. Ноги не держат, слишком тяжёлый груз сейчас. Похоть, неведомая мне раньше, сейчас бурлит во всём моём организме. Мне рыдать хочется, от осознания, что не хочу, чтобы он останавливался.
Матвей резко разворачивает меня к себе, и смотрит в глаза. Я же не могу сконцентрировать внимание. Мои глаза смотрят на его губы, и мне кажется, молят, чтобы он поцеловал.
И он целует. Страстно, горячо, властно. Земля уходит из-под моих ног. Матвей подхватывает меня и кладёт на кровать. Сам ложится рядом. Его губы на моих, это некий афродизиак, который усугубляет моё положение. И лишает власти над действиями.
Когда мы перешагнули с Матвеем грань дозволенного? Когда я разрешила себе хотеть его? Когда подсмотрела за тем, как он занимается сексом? Когда согласилась на дружбу? Когда прыгнула с парашютом? Когда впервые поцеловались?
Боже...
Когда?
Что он творит с моим телом?!
Дыхание участилось. Сердце забилось сильнее. То как он ласкал мой рот, не приносило облегчения. Наоборот.
Я уже открыто стону ему в рот. Пожар, который таким адским пламенем горит между ног, приносит сильный дискомфорт и боль. Мне ужасно стыдно, за то о чём сейчас думаю, но мне хочется, чтобы он опустил свою руку и потрогал меня там.
Боже... Я с ума сошла!
Матвей же не прекращает целовать, до тех пор, пока мы не начинаем задыхаться. Он отрывается от моих губ, но смотрит так... Так... Боже...
— Прости, — шепчет, когда, получается, возобновить дыхание, — прости. Я не смог сдержаться.
— Ни-че-го, — моё дыхание ещё не восстановилась. И к моему сожалению, я не жалею, что не оттолкнула его. Жалею, что он остановился.
— Ничего? — переспрашивает он. — Ты не против?
Мне бы сказать, что ещё как против. Напомнить ему и мне, что нам нельзя. Что это огромная ошибка, которая может привести к моей гибели. Причём настоящей, не виртуальной. Но ничего с этого я не говорю. Поднимаюсь на локти, вдыхаю полные лёгкие воздуха и говорю совсем другое.
— Так мы будем играть? — при этом облизываю пересохшие губы. И была, не была, если я вытяну тот заветный листок с "удовольствием", значит такова моя судьба.
— Будем, — Матвей выравнивается и идёт к столу. — Может для начала, перекусим? Я ужасно голодный.
Двусмысленность его слов, я спокойно принимаю. Понимаю, что впервые в жизни, чуть добровольно в бездну не прыгнула. Готова была продолжить то, что начали. Во время он остановился. Но остановился он, а не я.
Мы ели молча. Взгляды, которые периодически бросали друг на друга, были слишком откровенные. Слишком волнующее.
Я сама позволила себе рассматривать его тело, когда он не видел этого. Вспоминала, как он снял футболку, когда мы переодевались, и мне безумно хотелось потрогать его. Провести рукой по груди, шее... А ещё каждый день настойчивее, всплывала картинка сна. Где он был со мной в той ванной, а не с буфетчицей. Боже, о чём я только думаю?!
— Мира, всё хорошо? — снова он так смотрит, что я теряюсь. Как мне ответить ему? Когда то, что со мной творится, давно перешло за рамки "хорошо".
Снова он поднимается, протягивает мне руку, и я поддаюсь бешеной тяге, которая сейчас между нами. Он притягивает меня ближе к себе, пальцами дотрагивается до подбородка и поднимает голову вверх. Я смотрю в его порочные глаза и окончательно теряю себя.
Ой, мамочки, что сейчас будет?!
Глава 17
Матвей
О, Боже всемогущий, останови меня. Помоги мне.
Как?
Как держать себя в руках, а член в штанах, когда она так смотрит? В её глазах такие искры плещут. Та где там искры? Там целое кострище горит.
Прижимаю к себе и вместе с этим костром сгораю. Исчадье ада в душе образуется. Как представлю её тело под собой, и вовсе рассудка лишаюсь.