Все разбитые осколки
Шрифт:
Я кладу ее нижнее белье в корзину, чтобы постирать, и быстро привожу себя в порядок, прежде чем отправиться в постель с флаконом ее духов в руке. Я распыляю его один раз на вторую подушку, на которой никто никогда не спал, а затем забираюсь под одеяло, вдыхая аромат Эмери и солнечного света.
Глава 14
?Эмери?
Он проводил меня в гостевую спальню и ушел, не сказав ни слова. Я стояла как вкопанная у двери, комната раскинулась передо мной, чистая и изысканная, как и весь остальной дом. Большая кровать не была похожа
Он использовал их для чего-то?
Мой разум прокручивал разные сценарии, а затем мои щеки вспыхнули от осознания этого. Веревка. Или цепи, или что-то в этом роде. Вот зачем, верно? Он использовал их на множестве женщин, приходящих к нему в дом.
Всплеск ревности заставил меня чувствовать себя неловко, а любопытство пошатнуло мои моральные установки. Каково было бы быть связанной им? Использованной и оттраханной с ограниченной подвижностью. Это то, что ему нравилось?
Я сглатываю и делаю шаг к кровати, чувствуя неприятный жар, расцветающий внутри меня, которое не утихнет сегодня ночью. Вот только мои ноги останавливаются при звуке глубокого мужского стона, который, кажется, эхом раздается в моей голове еще долго после того, как звук умолк. Нельзя было ошибиться в том, что это было, и, услышав это раньше, я точно знала, что вызывает такие звуки. И это только делало меня еще горячей, влажнее. Я прижимаю бедра друг к другу, надеясь подавить потребность прикоснуться к себе, чтобы облегчить боль.
И тут я слышу свое имя.
Эмери. Эмери. Эмери.
Господи. Блядь.
Стон вырывается из меня, хриплый и бессмысленный, и я слышу его, когда он кончает.
Я знала вид его удовольствия, чувствовала его, и от этих образов я была настолько влажная, что возбуждение вытекает на внутреннюю часть моих бедер. На этот раз я подавляю стон и забираюсь на кровать, шаркая под одеялами, и смотрю на дверь в комнату. Свет, просачивающийся из-под него, гаснет, и в моей комнате становится совсем темно. Ни свет, ни звук не проникают в комнату, как будто этот дом находился в совершенно другом городе, далеко-далеко от всех и всего.
Я лежала там в темноте, кажется, несколько часов, жар сжимался внизу моего живота, между ног. Он был прямо там.
Я не должна…
Я не должна…
Но, черт возьми, я хотела его.
Я встала с кровати и оказалась у двери, тихо поворачивая ручку, как будто боялась разбудить его, но разве не в этом был план? Разбудить его и позволить ему успокоить эту боль во мне?
Я не знала. Мои ноги бесшумно передвигаются по коридору и останавливаются у его закрытой двери. Я пыталась контролировать свое дыхание, пыталась остановить его прерывистый звук, но, тем не менее, оно было громким.
Что я делала?
Я качаю головой, это
«Просто разберись с этим сама,» — упрекаю я себя, собираясь отойти в сторону, но затем дверь открывается, и он тут же оказывается там.
Высокий, широкоплечий, окутанный тенью и тусклыми лучами света, льющимися из окон. Впадины его живота кажутся резкими и твердыми, мышцы напряжены.
Его грудь вздымается от собственного дыхания.
— Атлас… — шепчу я.
— Внутрь и на колени, Эмери. Сейчас же.
Я слепо следую приказу, проглатывая страх, который раздувается в моей груди. Он ничего не говорит, поскольку дверь за моей спиной с оглушительным щелчком закрывается, и его спальню внезапно освещает мягкий свет.
— На колени, — приказывает он на этот раз более резко.
Я опускаюсь на колени, как и просили, поворачиваясь лицом к нему, пока он идет к кровати и садится. Он все еще был в спортивных штанах, его член торчал перед ними.
— Ты меня слушала, светлячок?
— Да.
— Ты промокла от этого? — я сглатываю и киваю. — Ты хочешь быть моей грязной маленькой шлюхой, дорогая? — его голос звучит грубо, пропитанный желанием. Эта мысль пронизывает меня, и мне хотелось быть огорченной тем, что его слова вызвали тупую пульсацию в моем центре, а мои бедра сжались от этого чувства.
Он понимающе ухмыляется.
— И вот ты здесь, Эмери. Идеальная женщина, такая чистая и невинная, приходящая в комнату своего сводного брата, как маленькая шлюха.
Стон срывается с моих губ, и пальцами я сжимаю верхнюю часть бедер.
Он закусывает нижнюю губу и жестоко улыбается.
— Ты трогала себя, пока меня слушала?
Я качаю головой.
— Нет, я этого не делала.
— О, тебе, должно быть, сейчас больно, — он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, и его взгляд падает на мои ноги, на пространство между ними, которое действительно причиняло боль, учитывая то, насколько я была возбуждена, но было прикрыто подолом футболки.
— Покажи мне, какая ты мокрая, — я замерла. — Не стесняйся, светлячок, покажи мне, какая ты горячая, какая ты мокрая для меня.
Выдыхая, я поднимаю подол футболки, наблюдая, как темнеют его глаза, когда он оценивает мое состояние.
— Коснись себя, — он приказывает.
Сглотнув, я позволила руке скользнуть между ног, пальцы нежно раздвинули складки, потирая скопившуюся там влагу. Он следит за этим движением, как загипнотизированный, тяжело дыша. Я поднимаюсь вверх, обводя свой клитор, и мои бедра непроизвольно вздрагивают, я была так сильно возбуждена что это не заставило себя долго ждать.
Я стону, когда удовольствие сжимает мою киску. Я прекращаю тереть клитор, скользя пальцами вниз и ко входу, где затем толкаю его внутрь. Я была настолько мокрой, что мне следовало бы смутиться, но, глядя на то, как Атлас наблюдает, закусив губу и следуя за моими блестящими пальцами, входящими и выходящими из меня, я не могла найти в себе силы стыдиться.
Моя уверенность растет, когда я наблюдаю, как он поправляет свой твердый член, сжимая и разжимая челюсти. Он едва контролировал себя.