Все разумные (Сборник)
Шрифт:
Мысленно воздев очи горе, Антон опять переключился на дело о сожжении Митрохина и подумал, что у Ильи уже есть, вероятно, более точные сведения о том, какую скорость превысил погибший, сунувшись в багажник стоявшего автомобиля.
— Извини, Светик, — пробормотал Антон и пошел к телефону.
— Слушаю… — сказал эксперт сонным голосом.
— Это Ромашин. Не думал, что ты спишь в такое детское время.
— Да уж слышу, что Ромашин, — буркнул Илья. — Мне вроде и имя твое тоже известно. Хочешь знать, что я выяснил на
— Если нетрудно…
— А вот и трудно! — злорадно заявил Илья. — По телефону объяснять долго, а химические формулы ты на слух не воспримешь, так что езжай ко мне, кофе я обеспечу.
— К тебе? — усомнился Антон. — Так ведь поздно уже. Пока доберусь…
— Кто говорил о детском времени?
— И вообще, я с женой.
— Все мы в этом мире с женами, — философски обобщил Илья.
— Нет, серьезно. Сына теща забрала, вот мы вдвоем…
— Приезжай со Светой. Ради такого случая я Олю разбужу.
— Договорились, — согласился Антон.
Репины жили недалеко, но ехать пришлось в объезд — на Профсоюзной меняли дорожное покрытие. Полчаса спустя Антон звонил в дверь, а Света с независимым видом читала написанное аэратором на грязной стене подъезда воззвание молодежи района к старикам с призывом убираться на тот свет и не мешать жить в новом веке.
Света с Ольгой встретились так, будто всю последнюю неделю мечтали расцеловаться и обсудить безвкусное манто первой леди России, надетое ею на презентации фильма Спилберга. Поняв, что жена пристроена, Антон последовал за Ильей в его кабинет, больше похожий на филиал кунсткамеры.
— В организме погибшего нет никаких веществ, способных воспламениться, — начал эксперт. — Больше тебе скажу — твоя гипотеза о так называемом внутреннем горении тоже не проходит. Обугливаться начала кожа, потом подкожный жировой слой и не больше сантиметра вглубь. Все. Будто человека сунули в печь крематория, а потом, когда горение только началось, быстренько вынули на стадии полуготовности.
— Но одежда… — перебил Антон.
— Вот именно! Одежда почти не пострадала, и этому я вообще не могу найти объяснения. Одежда на погибшем осталась почти целой, в то время, как автомобиль вспыхнул, будто свечка. Последнее, впрочем, понятно: этот дурак держал в багажнике запасную пластиковую канистру с бензином.
— Значит, именно бензин, воспламенившись…
— Бензин — это было уже потом, сначала загорелся Митрохин. Мгновенно и на очень короткий промежуток времени внутри багажника температура поднялась до нескольких сотен градусов, что и привело к воспламенению канистры. В это время Митрохин был уже мертв.
— Но такого быть не могло? — сказал Антон, и на этом риторическом вопросе беседу пришлось прервать, потому что Оля внесла поднос с кофейником, двумя чашечками и сахарницей.
— Сахар я не клала, — сказала она. — А если хотите печенья и вафли, ухаживайте за собой сами. У нас со Светой важное дело.
— Разберемся, — кивнул Илья.
— Я еще буду с этим работать, — продолжал он, когда жена вышла. — Все пока очень предварительно, работы там не на одну неделю. Но я сильно сомневаюсь, что удастся обнаружить что-нибудь принципиально новое в дополнение к тому, что я тебе сказал.
— А что ты мне сказал? — удивился Антон. — Я ничего не понял.
— Я тоже, — признался Илья. — Если как на духу, то причин для возгорания не было никаких. Ни внешних, ни внутренних.
— Следствий без причин не бывает, — пожал плечами Антон.
— Это ты в своем заключении напишешь, когда будешь закрывать дело в связи с истечением срока расследования.
— Ты думаешь, что…
— Так мне кажется. В предвариловке я обозначу, что экспертиза не дала однозначного ответа на вопрос о причинах возгорания. А что до неоднозначных, ты мне скажи, какая причина тебя больше устроит. Начальству-то все равно, если дело придется закрывать.
— Мне, в общем, тоже, — пробурчал Антон. — У тебя коньяку не найдется? Совсем ты мне голову заморочил.
— Найдется, — кивнул Илья. — С кофе или по рюмочке?
— По рюмочке и с лимоном.
Выпили с чувством.
Институт физики горения оказался длинным девятиэтажным зданием постройки семидесятых годов и располагался за высоким кирпичным забором. Пройдя проходную, где вооруженный автоматом охранник долго сличал его личность с фотографией, следователь попал во двор, огромный, как аэродром. Главный корпус возвышался, будто зуб, а рядом стояли корпуса поменьше, не видимые из-за забора, в том числе очень странные сооружения, больше похожие на разбомбленные вражеской авиацией пакгаузы. Горением в институте, видимо, занимались давно и серьезно.
— Разумеется, — сказал руководитель службы безопасности Борис Степанович Бережной, — мне уже звонили. Вашему эксперту тоже нужен пропуск? Нет проблем, но это будет не сегодня. Пусть приходит завтра. А вас, — Бережной посмотрел на Антона с подозрением, оценивая, видимо, способен ли следователь нарушить своими вопросами нормальную работу научного персонала, — вас сейчас проводят.
Лаборатория быстрого горения располагалась на шестом этаже, из окон открывался изумительный вид на дальний лес — чистый Шишкин, только медведей на поляне не хватало.
Когда Ромашин вошел, сотрудники в числе шести человек стояли у окна и, похоже, занимались подсчетом деревьев. Увидев следователя, Виктор Веденеев протянул ему руку со словами:
— Вы не знаете, как Маша? В больнице не дают информацию.
— Нормально, — сказал Ромашин. — Ее сегодня выпишут. А информацию не сообщают по нашему требованию.
— А, — кивнул Веденеев, — тайна расследования. Не стану спрашивать, что вам удалось выяснить, все равно не скажете.