Все романы (сборник)
Шрифт:
«Интересно только, сказал ли он им, что крался за мной следом?»
Когда Рене вошел в палатку, ужин уже начался. Все были поглощены одним из обычных охотничьих споров.
– А я вам говорю, что нипочем бы не промазал, если бы солнце не било мне прямо в глаза, – говорил Штегер.
– А, господин Мартель! – воскликнул Дюпре. – Ну как ваши наблюдения? А почему у вас рука на перевязи? Что-нибудь случилось?
Все посмотрели на Рене. Один только Риварес продолжал есть.
– Я… я поскользнулся, перебираясь через ручей, – торопливо ответил Рене. – Пустяки.
Риварес поднял глаза.
– Надеюсь, вы не вывихнули руку? Рене мучительно покраснел.
– Нет,
– Перегрелись на солнце, вот и все, – невинным голосом сказал Маршан, краем глаза наблюдая за Риваресом. – Я же предупреждал вас, что в жару надо быть осторожней.
Разговор перешел на солнечные удары. Рене встал и, сославшись на головную боль, ушел в палатку. Он опять лег, но не мог заснуть. Глядя сквозь москитную сетку в потолок, он терзался вопросами, на которые не находил ответа.
Зачем он солгал? Непонятно. Какой страшной болезнью он заразился? Зачем ему хитрить и придумывать всякие отговорки – ведь ему нечего скрывать! Он солгал тогда в Кито, но там было совсем другое дело. Тогда он просто сохранил случайно открытую чужую тайну. Теперь же Риварес будет хранить его тайну, им самим созданную, и без всякой необходимости. Все это какой-то кошмар, бессмысленный и бессвязный, как бред сумасшедшего. Да пусть хоть вся Южная Америка знает о его приключении с пумой! На него напал хищник, и Риварес спас ему жизнь – вот и все. И спас ее, между прочим, рискуя своей, – он, наверно, был совсем рядом с пумой в момент выстрела. Если бы ему не удалось уложить зверя сразу, он почти наверняка погиб бы и сам. А как он отблагодарил Ривареса? Заставил его хранить молчание, как будто не хотел, чтобы храброму человеку воздали должное за мужественный поступок. И Риварес сразу молча согласился с его решением, и теперь он обязан Риваресу вдвойне, хотя больше всего на свете ему хочется чувствовать себя чистым именно перед этим человеком.
ГЛАВА VI
Плечо у Рене скоро зажило, и происшествие с пумой было забыто, но к смятению и беспокойству Рене прибавилось еще чувство неловкости, – ведь его спас от смерти человек, которого он не выносил. Каждый раз, когда Рене встречался глазами с переводчиком, его бросало в жар. «Какой же я ему, наверно, кажусь скотиной, – твердил он себе. – Ведь он спас меня, а я даже не счел нужным поблагодарить его».
Прошло два месяца. Экспедиция с невероятным напряжением медленно продвигалась вдоль еще не изученного притока реки Пастаса, считавшегося одним из главных оплотов страшных охотников за головами – хиваро. Некоторые из носильщиков уже сбежали, оставшихся объял ужас. Однажды ветер донес издалека дробь барабана и шум пляски. Носильщики сбились в кучу, дрожа от страха и перешептываясь: «Аука! Язычники!»
В удушливом влажном воздухе было особенно трудно преодолевать водопады, заросли и болота. Однажды вечером лагерь разбили на каменистом прибрежном откосе, между непроходимой чащей и трясиной. Рано поутру Риварес попросил разрешения отлучиться вместе с «начальником носильщиков» – сообразительным, когда-то крещеным туземцем, который очень привязался к переводчику и, как верный пес, следовал за ним по пятам. Риварес отсутствовал почти весь день. Вернувшись, он прошел вместе с Маршаном в палатку начальника экспедиции. После обеда Дюпре объявил, что «имеет сделать важное сообщение».
Оказалось, Риварес принес тревожное известие: одно из племен хиваро собралось на берегу реки для совершения обряда посвящения юношей в воины. Сначала они будут поститься, потом начнется взаимное бичевание, а когда дело дойдет до плясок и одурманивающих напитков, племя придет в воинственное настроение, чреватое опасностью.
– Так как они находятся впереди нас, – продолжал Дюпре, – мы не можем продвигаться дальше, не потревожив их. А это сейчас небезопасно. Господин Риварес настойчиво советует вернуться на стоянку, покинутую нами на прошлой неделе, и переждать там, пока не кончится празднество. Доктор Маршан склонен его поддержать. Их тревога вполне понятна, но мне, старому ветерану, думается, что они несколько преувеличивают опасность. Я не вижу достаточных оснований, чтобы возвращаться, когда каждый шаг вперед стоил нам такого труда. Однако во избежание столкновения с дикарями я готов принять все разумные меры предосторожности. Поэтому я решил, что мы останемся на неделю здесь, стараясь не обнаруживать своего присутствия, после чего сможем беспрепятственно двинуться дальше.
Он обвел молодежь строгим взглядом школьного учителя.
– Смею заметить, господа, что этот вынужденный отдых даст вам прекрасную возможность привести в порядок уже собранный материал. Кроме того, я должен всех предупредить: необходимо воздерживаться от всего, что может привести к столкновению с дикарями. Господин Маршан и господин Риварес сообщат вам некоторые из местных обычаев, каковые, пока мы здесь, будьте любезны уважать. Насколько я понимаю, обычаи эти связаны с ребяческими, нелепыми суевериями, которым так привержены эти невежественные туземцы. Господин Мартель, возлагаю на вас обязанность следить за соблюдением всех необходимых предосторожностей.
Закончив речь, Дюпре вышел, и Маршан последовал за ним. После их ухода Бертильон разразился хохотом.
– О-ля-ля! Какие грозные слова! Внимание, господа! Я имею сделать вам важное сообщение.
Он вскочил на ноги и, передразнивая полковника, скорчил нахально-серьезную мину.
– Ребяческие, нелепые суеверия этих невежественных… Брось, де Винь, а то оттаскаю сейчас тебя за уши. За усы не могу – малы еще… невежественных паникеров (прошу прощения, господин Риварес) вынуждают нас прочно засесть среди трясины и ждать, пока голый шарлатан не кончит заклинать чертей и ведьм. Во веки веков! Аминь!
Штегер приветствовал эту остроту громкими рукоплесканиями и хриплым смехом.
– Все это очень мило, – сказал Лортиг, – но веселого здесь мало. Если нам придется задерживаться всякий раз, как господину Риваресу заблагорассудится заявить, что кучка паршивых туземцев перепилась и…
– И в чем мать родила выплясывает сарабанду, – подхватил де Винь.
Гийоме вынул изо рта сигару и презрительно хмыкнул.
– Мой дорогой де Винь, разумеется это лишь поднимает их в глазах господина Ривареса. Вы забываете, что любые голодранцы – белые или цветные – ему гораздо ближе, нежели тот класс общества, к которому принадлежат некоторые из нас.
Риварес не шелохнулся. Струйка дыма от сигары в его руке ровно поднималась вверх. Рене молча встал и сел рядом с ним. Губы переводчика слегка сжались, побелевшие ноздри дрогнули, но и только. Спокойный, отчетливый голос, прозвучавший в дверях, заставил Бертильона виновато вздрогнуть:
– Мне тоже. У любого голодранца манеры лучше.
В палатку угрожающе просунулась львиная голова и внушительные плечи Маршана. Он направился прямо к Бертильону и положил руку ему на плечо. Это была тяжелая рука. Слишком маленькая для массивной фигуры Маршана, мягкая, широкая, с тонкими пальцами и нежной, как у женщины, кожей; человеку ненаблюдательному она казалась пухлой и слабой, – тем сильнее удивляла ее стальная хватка.