Все смиренно
Шрифт:
— Привет, незнакомка.
— Здравствуй, Мэтью.
Я иду рядом.
— Как ты?
— Очень занята.
— Слишком занята, чтобы поднять трубку, а?
— Кто-нибудь, позовите заклинателя, что изгоняет дьявола — тобой завладела моя мать.
Я хватаю ее за локоть, заставляя остановиться. Сначала она психует, но когда ее взгляд встречается с моим, я это чувствую. Электричество. Возбуждение. Ее взгляд танцует на моем лице, упиваясь каждой деталью. И мое собственное чувство облегчения, что снова ее вижу — после всех этих дней, проведенных в жалких
— Я не он, Ди.
— Кто?
— Тот придурок, из-за которого ты постоянно готова бежать, тот, что заставил тебя бояться отношений. Бояться позволить себе что-то чувствовать… желать кого-то… так, как ты желаешь меня, я знаю.
Она скрещивает руки на груди.
— Ты, наверно, не слишком часто летаешь — разрешенный вес багажа у авиакомпаний — сорок фунтов [21] . Твоя огромная голова, наверно, весит все сто.
Зависит от того, которую голову она имеет в виду.
21
фунт — 453,6 г
Я улыбаюсь.
— Очень смешно.
Он отворачивается, глядя на проезжающие машины. И когда она начинает говорить, ее голос звучит уныло. Смесь печали и страха.
— Это не был «кто-то» Мэтью… это был каждый из них. Я уже это проходила. Нет никакого смысла переживать всю эту драму, когда ты уже знаешь, чем дело кончится.
Беру ее лицо в свои ладони, водя большими пальцами по ее теплым, мягким, как лепестки щекам.
— Но я не такой, как они.
— Так все говорят, а я верю. Но постепенно, правда выходит наружу, и парень, который был мне не безразличен — парень, которого, я думала, я знаю, — оказывается неудачником, или азартным игроком, или женатым, или просто обычным сукиным сыном.
У нее такой раненый взгляд, что у меня сжимается все в груди. От ее боли. И одна часть меня хочет изловить всех идиотов, о которых она сказала, и размазать по стенке их морды за их тупость.
Наклоняюсь к ней ближе, прижимаясь губами к ее шее. Мне хочется поразить ее так, чтобы она забыла все свои сомнения и страхи и всех придурков, которых она когда-то встречала. И я буду единственный, кого она будет чувствовать — единственный, кого она будет помнить.
— Пойдем сегодня сходим куда-нибудь, Долорес. Еще один раз. Даже если он будет последним.
Она хочет сказать «да». Это видно по ее глазам, по тому, как ее тело подается ко мне, а ее рука сама собой тянется к моей руке. Но из ее уст вырывается:
— Я не знаю…
Прижимаюсь губами к ее уху и шепчу:
— Дай мне еще одну ночь и после этого, если ты захочешь, я больше тебя не потревожу.
Она отводит голову назад, и проводит пальцем по моему лицу.
— Ты слишком упорный, чтобы тебе говорить «нет».
— Это дар.
Она вздыхает.
— Хорошо — еще одна ночь. Но в клубах будет пусто.
Я улыбаюсь и держу ее за руку, когда мы начинаем двигаться в сторону ее квартиры.
—
Я гуляю взглядом по ее гладким голым ногам.
— И тебе следует надеть штаны.
Ее лицо озаряется любопытством.
— Куда мы пойдем?
Я подмигиваю:
— Сюрприз.
Если кому-то из вас уже захотелось, чтобы я женился на вашей дочери? От следующей части вы сойдете с ума.
***
Паркую свой байк на практически пустой парковке. Ставлю его на подножку и слажу с него. Долорес снимает шлем, чтобы получше рассмотреть светящуюся вывеску.
РОЛЛЕР-СКЕЙТИНГ ЦЕНТР.
Мы в Ньюарке — в его приличной части. Потому что, как и кинотеатры для автомобилистов, роллердромы быстро умирают. Их уже почти не осталось на Манхэттене, и лишь несколько осталось в Джерси. Я погуглил немного — вычислил по фотографиям в квартире Ди, это должно быть как раз то свидание, которое сделает ее хихикающей и сентиментальной.
И это самая лучшая вещь, после жаркой и возбужденной Ди.
Как обычно, я был прав. Улыбка Ди ослепляет, когда она слазит с моего байка. Она хлопает в ладоши и начинает подпрыгивать.
— О, Господи, это будет здорово! Я не каталась уже… даже вспомнить не могу сколько!
Это может звучать по-бабски, но наблюдать за тем, как улыбается Ди — становится моим самым любимым делом. Находить способ, чтобы заставить ее улыбаться, могло бы с легкостью стать моим новым хобби.
— Та катаешься? — спрашивает она меня, когда мы подходим к зданию.
Когда я рос, катание на роликах не было частым времяпрепровождением для меня и моих друзей. Но я уверен, что ни ничуть не уступлю.
— Раз, когда мне было лет девять.
Она хватает мою руку.
— Это как на велике, никогда не разучишься.
Она вверх-вниз водит бровями.
— А я могу делать убойный шафл.
Я усмехаюсь.
— Нисколько не сомневаюсь.
Внутри стоит смешанный запах резины, лака для пола и плесневелых ковров. После того, как взяли в аренду ролики и зашнуровали их, выехали на скейтинг-ринк.
Где я тут же припечатался своим задом к полу. Сильно.
Но, было прикольно, конечно.
Ди стоит рядом со мной, смеясь, и протягивает мне свою руку. Я ее беру — и притягиваю вниз к себе. Прямо на меня. Накрываю ее хохочущий рот своими губами, и в качестве наказания прикусываю ее губу. И как только все становится очень даже хорошо, в миллиметре от нас тормозит парень с прыщавым лицом в черно-белой форме судьи.
— Эмм… вы не могли бы… Это семейное место… Здесь нельзя этим заниматься.
Я улыбаюсь.
— Простите.
Долорес прикрывает свою улыбку рукой.
Я поднимаюсь и начинаю катиться опять. К концу второго круга я уже более твердо стою на ногах и мы катимся рядом друг с другом. Помимо нас там еще небольшое количество скейтеров, большинству из которых на вид не больше десяти.