Все сонеты Шекспира

Шекспир Уильям

XIII

О, будь собою! Быть собой самим тебе совсем недолго предстоит. и если твой уход неотвратим, в ком-либо сохрани свой внешний вид. Ты — арендатор красоты своей, но если бы продлил аренды срок, то, воплотясь в черты своих детей, себя б от верной смерти уберёг. Какой хозяин свой надёжный кров пожертвует в преддверии зимы свирепости жестоких холодов и вечной стуже ледяной тюрьмы? Ты знал отца… И фразы этой суть пусть

сын узнает твой когда-нибудь.

XIV

Хоть в звёздах я знаток, но никогда не изреку, взглянув на гороскоп, кого удача ждёт, кого беда, и что грядёт — чума или потоп. Не предскажу по ливням и ветрам счастливых или горестных минут и не дерзну гадать по небесам, кого на трон из принцев возведут. Но вечность вижу я в твоих глазах: в них Правды свет и светоч Красоты. Им ни за что не обратиться в прах, когда в себе ином родишься ты. Не то, предвижу, в твой закатный час и Правда с Красотой покинут нас.

XV

Когда я вижу, что в расцвете лет в нас вызревает гибельный изъян и длится под влиянием планет на сцене мира этот балаган; что мы произрастаем, словно сад, под тем же небом, в стуже и тепле, и вот наш юный пыл идёт на спад, и, гордых, нас не помнят на земле, — то, наблюдая жизни круговерть, я на прекрасный облик твой смотрю, где спорят Время и слепая Смерть — кому из них затмить твою зарю. Но, объявляя Времени войну, сонет мой возвратит тебе весну.

XVI

Как ни жестоко Время, отчего ты не воюешь с этим палачом? Есть помощней защита от него, чем я с моим беспомощным стихом. Ты полон сил, проделав полпути, и счёта нет невинным цветникам, мечтающим твой облик во плоти пересоздать назло карандашам. Ты должен жить — но в образе живом! Твоей души и внешности твоей не оживить ни кистью, ни пером в глазах и душах будущих людей. Отдав себя, живи в себе самом, своим одушевлённый мастерством.

XVII

Поверят ли потомки моему сонету о достоинствах твоих, хотя пришлось могилой стать ему твоих не худших качеств остальных? И если славословить буду я приметы совершенства твоего, то скажут, что не мог я без вранья, обожествив земное существо. И полустёртый томик оттолкнут, как старика, что глуп, но говорлив; пустым сочтут мой вдохновенный труд, как древний, но смешной речитатив. Но ты вдвойне достоин жить в веках: в своих потомках и в моих стихах.

XVIII

На летний день не слишком ты похож: в тебе и света больше,

и добра. От ветра дерева бросает в дрожь, и скоротечна летняя пора. То запылает жарко небосвод, то потускнеет золотой зрачок, а то на убыль красота пойдёт естественным путём или не в срок. А над тобой не вянет благодать весны и полновластной красоты. Тебе под сенью Смерти не блуждать — в строфе бессмертной возродишься ты. Она жива — и ты среди живых, пока не гаснет свет в глазах людских.

XIX

У тигра, злое Время, рви клыки, вели Земле пожрать своих детей, у леопарда когти отсеки и пепел Феникс по ветру развей. Когда угодно, что на ум придёт, то и твори с Землёю и людьми; на одного лишь, Время-скороход, своих преступных рук не подними: не вздумай по возлюбленным чертам водить своим чудовищным стилом; пускай они грядущим племенам послужат в совершенстве молодом. Но, навредишь ему ты или нет, его спасти сумеет мой сонет.

XX

И женская душа, и женский лик тебе даны Природой, но не впрок: ты женского лукавства не постиг, бог и богиня страстных этих строк. Нелживым выражением лица ты озаряешь всех, как властелин, чтобы похитить женские сердца и восхитить внимание мужчин. Ты женщиною значился сперва, потом Природа, ощущая страсть, тебе, чтоб захватить мои права, прибавила существенную часть. Для женщин создан ты, но тем сильней люби меня, а жёнами владей.

XXI

Не шепчет Муза мне роскошных фраз, не сравнивает крашеных матрон ни с тем, что на земле ласкает глаз, ни с тем, что украшает небосклон; ни с солнцем, ни с луною, ни с казной на дне морском, в пещерах под землёй; ни с тем, чего не видел шар земной, охваченный воздушною каймой. Люблю я честно — честно и пишу, что звёзды приукрасить не смогли моей любви, подобной малышу, прекрасному, как жители Земли. Я не желаю, как торговый люд, хвалить товар — любовь не продают.

XXII

Я не старею зеркалу назло, пока ты молодой, но если дни распашут, как сохой, твоё чело, то и со мной расправятся они. Моя душа твоею красотой, окутавшей тебя, защищена. твоя душа со мной, моя — с тобой, и нашим дням теперь одна цена. Не для себя ты должен дать зарок себя хранить, как я, а для того, чтоб сердцем сердце я твоё берёг, — как нянюшка — питомца своего. Ты отдал сердце мне, но если грудь моя замрёт — навек о нём забудь.