Все способные держать оружие…
Шрифт:
С чего я это взял? Так, из воздуха. Из оттенков.
Если я ошибаюсь, то это будет мне очень дорого стоить.
Итак, карты сданы.
Двое моих лучших, Павлик Мартынчик и Юра Лохмачев, по древнему, давно недействующему канализационному туннелю – это же казармы, господа! солдатская же столовая! там же такие объемы эвакуации были! – пробрались в заброшенное бомбоубежище под этой самой столовой, ныне школой, и нашли вход. Судя по схеме, он ведет прямо в подвал, где держат заложников. Но верить этой схеме трудно, уже два раза мы ее ловили на
Ждать сигнала, ребята.
Еще двое наших, Матильда и Раис (за глаза – Раиса: слишком красив), впрягшись в ремни реактивных дельтапланов (взяты под честное слово в клубе моряков), ждут вон за тем домом. Им нужно четыре минуты, чтобы взлететь, развернуться и сесть на крышу школы.
Я и Гаврик – атакуем в пешем строю. Точнее, проводим наземную атаку.
Но до всего этого должно произойти еще немало драматических событий.
Ага. Вот машут флажком. А вот пошел Хижняк. Умница: никаких белых флагов. Просто идет – один – и все.
И только следом, шагах в двадцати, два офицера – в броне, но без автоматов.
От школы навстречу им – пятеро. Всматриваюсь. Двоих бедняга шофер нарисовал.
Причем так: вот этого усатого он указал у них первым и главным, а вот этого молодого хорька – шестеркой главного. Значит, трое, имевших дело с нашим шофером, остаются в здании и в переговорах не участвуют.
Грех было сомневаться.
Если я что-то понимаю, на переговоры пошел командир, но штаб – или некое идеологическое ядро – продолжает работать.
Они останавливаются шагах в трех друг от друга – Хижняк и эта пятерка – и молча обмениваются знаками приветствия. Хижняк козыряет, командир террористов кланяется, скрестив руки.
Я мог бы, конечно, слушать то, о чем они говорят… но это будет избыточная информация. Именно то, против чего я так долго борюсь. Есть знак, который Хижняк подаст, если сочтет, что штурм должен быть отменен. Вот и все.
Минута. Полторы. Две. Знак не подается. Две с половиной… пора.
Жму на кнопку передатчика.
В бинокль видно, как в мундире на груди Хижняка образуется маленькая дырочка.
Это срабатывает петарда. Она же издает слабый звук попадания прилетевшей издалека пули. Эта петарда была самым сложным элементом операции: пробить дырочку, без дыма и вспышки, без дурацких томатных брызг, которые так любят режиссеры и зрители… обман не должен обнаружиться еще с десяток секунд…
Хижняк вздрагивает, смотрит на грудь, потом очень естественно подгибает колени и падает лицом вниз. На спине страшнее: дыра в мундире с ладонь, кровавые ошметки чего-то, розовая пена (знаю, сам приклеивал). Генерал делает попытку приподняться, но руки подгибаются, он валится уже окончательно, вытягивается и замирает… Мне отсюда не видно, но сейчас пыль начнет
Немая сцена. Главный «пес» наклоняется над упавшим, потом резко оборачивается.
Глаза мечутся на лице. Ну да, он высматривает, из какого же окна пальнули его непослушные подчиненные. Силится понять: кто и зачем. А главное – что же теперь делать, ведь вся стратегия меняется…
Сопровождавшие Хижняка бегут к нему – спасать. Они не знают, что это инсценировка. Все должно быть по-настоящему. И – да, так оно и выходит, по-настоящему: те «псы», которые пришли на переговоры, отскакивают назад и выхватывают пистолеты!
Страшная секунда. Сейчас ребят убьют.
Нет. Нервы. Руки трясутся. Несколько выстрелов выбивают пыль из газона, одному полицейскому попадают в плечо – в броню. Он валится и вскакивает. И бросает дымовую шашку.
Молодец.
Главный «пес» кричит что-то – уже им, подхватывающим «труп». Потом оборачивается и кричит своим, вздымая кулаки. Он им сейчас покажет!
Зажигаются и катятся вперед еще несколько шашек. Пелена дыма затягивает Хижняка и его эвакуаторов. И сейчас дыма будет много, очень много…
«Псы» в растерянности, это понятно. Среди них провокатор! Сорваны переговоры, на которые они делали ставку (особую ставку, если учесть их умения). Неясен следующий шаг провокатора… Поэтому дым они воспринимают как должное.
Тридцать секунд прошло. Я уже ничего не вижу, а наблюдатели на верхнем этаже если и видят, то поверить своим глазам не могут: из-за боковых домов выкатывают своим ходом четыре гаубицы «В-19» калибра шесть дюймов. Поверхность ровная, и они, проломив решетчатый школьный забор, быстренько отжимаются на домкраты и опускают хоботы. Вот одна, недалеко, полувидна в разрывах дымовой завесы. А с шоссе, разворачиваясь между платанами, устремляются к нам десять зеленых грузовиков с хрустальными чашами прожекторов…
Шестьдесят секунд с момента «выстрела». Хижняка чуть-чуть оттащили, надеюсь.
Залп, даже холостой, сокрушителен. Дым, подхваченный пороховыми газами, врезается в стену, вдавливает окна внутрь, заполняет классы и коридоры. И тут же вспыхивают прожектора.
Это ад, классический огненный ад. Ослепляющий вихрь.
Красный «ураган» с торчащей вперед выдвижной лестницей притормаживает около нас, мы с Гавриком взбегаем по капоту, цепляемся за лестницу… «Ураган» бросается вперед, мы уже лежим на ступеньках, цепляясь за перила, а лестница выдвигается…
Второй залп гаубиц. Мы сбоку, нас уже прикрывает сам дом, и все равно – как с размаху об стену.
Водитель, конечно, ас. Он умудряется концом лестницы угодить точно в середину оконного переплета, так что на нас не сыплются осколки стекла. Машина резко тормозит, и мы с Гавриком на скользящих «салазках» (этакий пожарный то ли лифт, то ли эскалатор, рама со ступеньками катается вверх-вниз на роликах по поручням лестницы, ее тянут тросом) лежа влетаем в полутемный (после безумия света снаружи) коридор.