Все способные держать оружие…
Шрифт:
План в головах. Есть и в планшете, но главное – в головах.
Гаврик стреляет. Метнувшийся к нам слева падает. Теперь – не оставлять позади себя живых…
Мы доходим до центральной лестницы (я меняю опустевшую обойму), когда наверху раздается глуховатый треск. И чуть позже, с оттяжкой, – такой же глухой удар.
Высадились мои верхние. Встав на плоской крыше спиной к спине, окружили себя веревочным кругом – детонирующим кумулятивным шнуром, – рванули его и вместе с куском потолка рухнули в комнату…
Рев автоматов.
Так.
Отползай!
Уже проходим мимо, когда вспоминаю: это то лицо, которое нарисовал Мишка.
Успеваю обернуться.
Не надо было тебе этого делать, тетушка…
Она оседает на пол, пистолет – испанская «Астра», умеет стрелять очередями – скользит к стене.
Стрельба на втором этаже продолжается. Воя уже нет, автоматы бьют коротко и четко.
Перила лестницы, ведущей вниз. Черный зёв в полу, темнота. Оказывается, все в дыму, сияющая пелена, а сюда, в дальний угол, дотягивается одинокий луч.
Свечу штурмовым фонарем. Я уже внизу, Гаврик рядом, смотрит вверх и назад.
Окованная неровным железом и покрашенная облупившейся голубой краской дверь.
За дверью тишина.
Это единственный вход в единственный подвал. Трогаю дверь ногой – поддается.
Намек на движение. Нажимаю кнопку вспышки. Будто бы успеваю прикрыть глаза. От вспышки не может звенеть в ушах, но кажется, что звенит. Тот, за дверью, парализован. Не стреляю, просто бью ногой. Отлетает.
Трудно смотреть сквозь лиловые пятна.
Простой рабочий свет фонаря кажется слабым.
– Ох ты, – говорит за спиной Гаврик. Еще некоторое время он будет видеть, а я нет. Не надо было использовать свет. Надо было просто стрелять. – Пан, их что… заморозили?..
Вижу. Люди стоят. По стойке смирно. Шеренгами. Не шевелясь. Терракотовые воины.
А где же пресловутые баллоны с газом, где взрывчатка?..
– Гаврик, держи дверь.
Вот баллоны. Красные и голубые. Еще и кислород… Они торчат из холмика пены, а рядом со всем этим делом (хорошая мина… делать хорошую мину при плохой игре – пошло еще со времен народовольцев) стоит молодой человек, почему-то знакомый мне, и держит в руке коробочку с антенной.
Он тоже был на рисунке? Проходил по какой-то ориентировке? Или просто на кого-то похож?.
– Возьмите у меня эту штуку, – говорит он, – а то у меня рука…
С руки у него капает кровь. А вторая висит неподвижно вдоль тела, локоть огромен и багров… И вдруг, пролетев по каким-то ассоциативным трассам далеко-далеко, я узнаю его. Но сначала – взрыватель. Перенимаю. Все, он у меня.
По рации даю сигнал: «Подвал взят. Нужны саперы».
– Терс? – наконец решаюсь спросить.
– Да. Здравствуй.
– Ты… один?
– Один. Я здесь последний. Пан, пока я в сознании, – пусть твой напарник отберет оружие вон у тех, справа. Скорее.
– Гаврик!
Но
– Терс, сделай это сам.
– Да… попробую…
Он идет, качаясь.
И я почему-то отчетливо понимаю, что если он упадет, всему придет конец.
В это время стена рушится, и в клубах кирпичной пыли возникают Павлик и Юра…
Я как в сонной одури. Хорошо кончается то, что хорошо кончается… Мои все живы.
Заложники тоже все живы, хотя и перепуганы. Они не помнят ничего… вернее, помнят только то, что им разрешено. Трое террористов взяты живыми, им тут же вкололи икурарин и наладили искусственное дыхание – на случай всяческих внедренных в подсознание программ. С ними поработают спецы из контрразведки: как раз прилетела их мобильная группа. Очень удачно прилетели, теперь все шапки достанутся им…
Брюзжу.
По часам день, по ощущениям – глубокая ночь. Сижу в тени на брезенте, передо мной нарезанный хлеб, миска земляники, сметана… Ничего не понимаю.
– Пан, я должен рассказать тебе кое-что… Терс бледен, даже синеват. Одна рука у него в бинтах, другая – в коконе. С ним Мишка, и вид у Мишки озадаченный. Если не сказать больше. Мишка умеет держать лицо, но сейчас ему не до этого.
– Пап, ты ничего? Ты послушай…
Я слушаю.
Год 2002. Зден 29.04. Около 14 час. «Девятый полк».
Когда я закончил свой монолог, они долго молчали. Потом Игорь, водя пальцем по колену, пробурчал:
– Значит, папаша родный отыскался… всего-то лет прошло…
– Так сложилось, – я пожал плечами. В локте от этого движения что-то затосковало.
– Да ладно, – махнул он рукой. – Все это плешь. Скажи-ка… папаша… вот что: то, что ты мне рассказал, – для меня не новость. Не детали, конечно, а основное.
Ну… стержень всего. Я твердо знаю, что вы есть, что вы действуете, примерно представляю – какие цели преследуете. Четкое ощущение, что мне об этом уже рассказывали. Не наяву, а как-то иначе. У меня и сны на эту тему были, и бред очень убедительный… Всунуть в меня эту информацию могла только колдунья Таня.
Так вот: зачем?
– По моей просьбе.
– Ну, а ты?..
– Для того, чтобы сегодня мне не пришлось тратить время, убеждать, доказывать недоказуемое…
– Именно сегодня?
– Да, ребята. Именно сегодня. Двадцать девятого апреля две тысячи второго года от Рождества Христова. Потому что именно сегодня – этой ночью – начнется то, о чем я говорил.
– Как – этой? – Игорь даже привстал. – Ты сказал: две тысячи двенадцатого…
– Они изменили реальность. Они специально изменили ее так, чтобы мы, вооруженные до зубов, встретили этих майя раньше, чем они навалятся на тот несчастный потерянный рай. Понимаете теперь?