Все способные держать оружие…
Шрифт:
Это длилось очень долго. Потом ему встретился наследник, озирающийся на перекрестке. У него был вид человека, внезапно попавшего в незнакомое место. Они стали искать выход вдвоем. Лабиринт между тем как бы расправился, развернулся. И в конце одного из проходов наконец обнаружилось темное овальное отверстие…
Они вывалились из этого отверстия и оказались на моей лодке. У Петьки были ключи и от швартового замка, и от мотора. Я давным-давно отдал ему на хранение запасной комплект. Он завел мотор и отплыл на середину бухты. Тут они оба стали понемногу приходить в себя…
Пережитое
Утром Петр предложил принять дополнительные меры предосторожности. Из головы его не шли видения многочисленных трупов, лежавших на дорожках лабиринта. Возможно, конечно, что это был один и тот же труп, но он пугал и тревожил.
После странного разговора между собой (трудно выныривать из многослойного кошмарного сна, вдобавок сдобренного хорошей ложкой реальности) они решили, что следует: первое: как можно больше узнать; второе: при этом не подставиться.
Перебрав варианты, выбрали простейший: перебраться в большую гостиницу в центре – из тех, где сейчас толпятся паломники и туристы, – забиться в номер и плотно усесться перед видео. Они провели более суток, сменяя друг друга, у двух экранов, принимающих всемирные и городские новости, узнали об убийствах в университете и о нападении на полицейский госпиталь (убитого мною террориста почему-то не показали и даже не упомянули о нем, зато кошку снимали со всех сторон), насквозь пропитались атмосферой жути, наползающей на мир, – густой иррациональной жути скорой неизбежной войны, которой никто не хочет, но которая все равно намерена начаться даже против воли генералов, правительств и просто людей, – и вдруг увидели короткий, почти прямой репортаж с площади перед отелем…
В кармане Валерия Михайловича вдруг мурлыкнул телефон, он с неудовольствием поднес трубку к уху:
– М-да?
Там что-то сказали. Лицо Валерия Михайловича стало таким, будто на званом вечере у генерал-губернатора ему за шиворот сунули кубик льда.
– Понимаю. Но только при чем здесь «Трио»? Вообще вне их компе… что? Хорошо, не буду. Пусть приезжает. Когда? Ах, уже… Ладно, мы все тут.
Он внимательно сложил телефон, вернул его в карман и чуть прихлопнул ладонью.
– К нам едет ревизор? – спросил наследник.
– Я бы сказал: рыбнадзор… Не знаю, господа, в чем дело, но похоже, что мы нечаянно забросили удочки на чужую прикормку. Сейчас здесь будет шеф-координатор, а с ним главный опер из охотников за диверсантами.
– Вам что-то грозит? – спросил наследник.
– Вряд ли. Натыкают носом…
В дверь деликатно стукнули, и просунулась Зойка. В руке у нее был мой телефон.
– Простите, – сказала она. – Миша, это тебя. Я сказала, занят, но…
Взглядом испросив у Валерия Михайловича позволения, я взял телефон. Это был лейтенант Наджиб.
– Михаил Игоревич?
– Да, лейтенант.
– С вами все в порядке?
– Более
– Я хочу убедиться, что говорю именно с тем человеком…
– Понял. Сейчас… Я вам интересен, потому что принимаю мир таким, каков он есть.
– Вы все еще верите в идеал?
– Да. И потому не хочу работать в полиции.
– Отлично. Я рад, что вы в полном здоровье. До свидания.
Гудки. Я мысленно почесал в затылке. Отдал Зойке телефон. На какой-то миг задержал ее руку в своей. Вернулся на стул. Он был еще теплый.
– Ты… прочитал? – наклонился ко мне Петька.
– Да, – сказал я. – Но ни черта не понял. В смысле: к чему все это?
Петька набрал воздуху, чтобы разом все объяснить, но в дверь снова стукнули, и вошли двое: маленький турок или татарин, уменьшенная копия Саффет-бея, а с ним – представьте, мой отец.
Выглядел он бодро. Как егерский поручик. Такая бодрость давалась ему тяжело, и расплачиваться за нее приходилось долгой черной депрессией.
Я вздохнул. Он посмотрел на меня, потом на наследника. Потом опять на меня. Лицо его передернулось. Казалось, он борется с желанием заорать.
– Так, – сказал он. – С вами все понятно… – это наследнику.
– А вот что здесь делаете вы, сир? – и прищурился на меня.
Валерий Михайлович приоткрыл рот. Некоторое время сидел так. Потом повернулся к отцу.
– Господи, Пан, – сказал он.
– Я вам не Пан, – оборвал его отец. – Я вам господин бригадный генерал. А вот этому парню я – Пан, – сказал он мягче и встал перед наследником. – Сиди, бедолага. Приплыли. «Блажен, кто ожидает и достигнет тысячи трехсот тридцати пяти дней; а ты иди к твоему концу, и упокоишься и восстанешь для получения твоего жребия в конце дней». – Он произнес это медленно, без выражения, четко, до буквы, выговаривая слова.
Наследник судорожно вздохнул и чуть выгнулся, запрокидывая лицо. И тут же обмяк.
Потом – резко встряхнул головой.
– Ф-фу, черт, – сказал он тихо. – Уже все? Где мы? – он огляделся. – Пан, что произошло? Я… прокололся?
Нет, – сказал отец. – Успокойся, Марат. Ты ни при чем. Ты молодец. Просто кое-чего мы не учли.
– Подожди… – тот, кого все мы считали наследничком, сел прямо и стал, нахмурясь, всматриваться в наши лица. – Подожди, командир…
Игорь Зденович, – Валерий Михайлович встал. – Не соблаговолите ли объяснить, что сие означает?
– Да, конечно… Простите, полковник, за резкость. Это от внезапности событий.
Когда я вдруг увидел… здесь… думаю, вы меня поймете.
– Буду вынужден понять, – вздохнул Валерий Михайлович. – Так все-таки: что происходит?
– Разрешите, я объясню, – решительно и бодро сказал турок. Или не турок: уж больно чисто он говорил. – У нашего уважаемого бригадного генерала сорвалась тщательно подготовленная операция. Не столько по чьей-то вине, сколько по стечению обстоятельств… – голос его вдруг замедлился и утратил всю бодрость. – Вообще-то… мне не хотелось бы обсуждать детали в присутствии посторонних… – он посмотрел на меня, а потом на Петьку; полковник и отец тоже на нас посмотрели; потом отец махнул рукой. – Под вашу ответственность, уважаемый Пан?