Все страхи мира
Шрифт:
Ставракос не привык выслушивать такие прямые упрёки.
— Вопрос о христианских святынях не является основным в нашем соглашении, ваше святейшество, — заметил госсекретарь Талбот, обращаясь к патриарху. — Нас не может не разочаровать, однако, что вы оговариваете своё участие какими-то предварительными условиями.
— Может быть, я не совсем разобрался в присланном мне материале, — ответил Ставракос, отступая перед натиском. — Не могли бы вы разъяснить, каков будет мой статус?
— Ни в коем случае, — фыркнул комментатор.
— Почему? — ответила Анджела Мирилес. — Разве может быть иное объяснение?
— Это уж слишком.
— Действительно,
— Поверю только в том случае, если увижу своими глазами.
— Может быть, и не увидишь. Ставракос не испытывает особенно тёплых чувств к римской католической церкви. Их ссора в прошлое Рождество была весьма неприятной.
— Тогда почему мы не сообщили о ней?
— Да потому, что были слишком заняты разговорами о снижении спроса на рождественской распродаже, — бросила Мирилес и подумала про себя: Боже, какой идиот!
— Значит, будет создана отдельная комиссия? — Это совсем не нравилось Ставракосу.
— Митрополит хочет направить своего представителя, — заметил Попов. Дмитрий Попов все ещё верил в Маркса больше, чем в Бога, однако русская православная церковь была русской и участие русского представителя в соглашении должно быть реальным, хотя и будет касаться маловажных вопросов. — Должен признаться, что ситуация представляется мне странной. Неужели мы задержим принятие соглашения из-за споров, какая христианская религия является более влиятельной? Мы приехали сюда, чтобы разрядить напряжённость, которая может привести к войне между евреями и мусульманами. А на пути решения этой потенциально опасной проблемы стоят христиане? — Попов говорил, глядя в потолок. Слишком уж театрально, подумал Д'Антонио.
— Этот вопрос, не имеющий прямого отношения к делу, лучше всего оставить на рассмотрение специального комитета христианского духовенства, — позволил себе наконец высказать свою точку зрения кардинал Д'Антонио. — Перед лицом Бога даю вам слово, что разногласия между нашими исповеданиями закончатся раз и навсегда!
Уже слышали это и не раз, напомнил себе Ставракос, — но всё-таки… Всё-таки почему он позволил себе быть таким мелочным? Он также напомнил себе о том, чему учит священное писание и что он верит каждому его слову. Я ставлю себя в дурацкое положение — перед католиками и русскими! Он вспомнил вдобавок, что турки едва терпят его присутствие в Стамбуле — Константинополе! — а принятие соглашения предоставит ему возможность завоевать колоссальный престиж для всех православных церквей и укрепит его положение как патриарха.
— Прошу извинить меня. Прошлые инциденты, достойные сожаления, оказали слишком большое влияние на моё здравомыслие. Да, я поддерживаю это соглашение и верю, что мои братья сдержат своё слово.
Брент Талбот откинулся на спинку кресла и мысленно вознёс свою благодарственную молитву. Вообще-то молитвы не входили в ежедневный обиход государственного секретаря, но здесь, в этом окружении, разве можно поступить иначе?
— В таком случае мы достигли согласия по всем вопросам. — Талбот обвёл взглядом сидящих за столом и увидел, что одна за другой их головы склоняются в утвердительном кивке — одни с энтузиазмом, другие в знак того, что вынуждены согласиться. Но все до единого высказали своё одобрение. Итак, согласие достигнуто.
— Мистер Адлер, когда документы будут готовы для парафирования? — спросил Д'Антонио.
— Через два часа, ваше преосвященство.
— Ваше высочество, — произнёс Талбот вставая, — ваши преосвященства, господа министры, мы успешно завершили нашу работу.
Как ни странно, присутствующие
Давид Ашкенази обошёл вокруг стола и приблизился к принцу Али, который представлял свою страну на этих переговорах. Подойдя к нему, он протянул руку. Рукопожатия оказалось недостаточно.
Принц обнял министра.
— Бог свидетель, отныне между нами мир, Давид.
— После всех этих лет, — произнёс бывший израильский танкист. Ещё лейтенантом Ашкенази принимал участие в боях за Суэц в 1956 году, уже капитаном дрался в 1967-м, и его резервный батальон пришёл на помощь бригадам, оборонявшимся на Голанских высотах в 1973-м. Оба были удивлены разразившимися аплодисментами. Израильтянин неожиданно разрыдался, что его невероятно смутило.
— Не надо стыдиться слез, Давид. Твоё личное мужество всем нам хорошо известно, — постарался успокоить его Али. — Кто, как не солдат, должен участвовать в заключении мира?
— Столько погибших. Такие молодые люди — юноши с обеих сторон, Али. Такие юные…
— Но теперь этому пришёл конец.
— Дмитрий, твоя помощь была исключительно полезна, — обратился Талбот к своему русскому коллеге, стоявшему у другого конца стола.
— Поразительно, каких результатов можно достигнуть, когда мы готовы пойти навстречу друг другу, не так ли?
Талбот выразил ту же мысль, что пришла в голову Ашкенази:
— Мы потеряли целых два поколения, Дмитрий. Сколько времени потрачено напрасно.
— Да, но потерянное время уже не вернуть, — покачал головой Попов. — Хорошо, что нам хватило ума не терять больше. — На лице русского появилась лукавая улыбка. — В такой момент на столе должна быть водка.
Талбот кивнул в сторону принца Али.
— Не все здесь переносят спиртное.
— Господи, как они живут без водки? — улыбнулся Попов.
— Одна из тайн жизни, Дмитрий. А теперь нам обоим нужно послать телеграммы.
— Совершенно верно, дружище.
К ярости всех корреспондентов, собравшихся в Риме, первой напечатала сенсационное сообщение корреспондентка газеты «Вашингтон пост» в столице Америки. Этого следовало ожидать. У неё оказался свой источник информации: сержант ВВС, которая занималась электронными приборами на VC-25A, новом президентском самолёте «Боинг-747». Сержант получила полный инструктаж от журналистки. Все знали, что президент собирается лететь в Рим, — лишь дата вылета оставалась неизвестной. Как только сержанту сообщили, что она должна приготовиться к вылету, женщина позвонила якобы домой, чтобы проверить, доставили ли её парадную форму из химчистки. Нет ничего преступного в том, что она ошиблась и набрала не тот номер. Получилось так, что на автоответчике журналистки появилась эта странная запись относительно парадной формы. Такой ответ журналистка должна была дать в случае расследования, но на этот раз все обошлось, и она надеялась, что так будет и дальше.