Все свободны!
Шрифт:
— Понимаешь. Бизнес есть бизнес, даже если он литературно-художественный. Но не знал, что ты хоть чуть-чуть искушенная в финансовых делах.
— Да ладно, искушенная. Издеваешься? Правда, тут у меня — сама, кстати, смеялась — не так давно нестыковочка вышла. Моей любимой шуткой был проект под славным названием «Изучение шага лошади путем визуального наблюдения». Представляешь, какая прелесть. И эта история меня страшно забавляла долгие годы. А что оказалось, ты думаешь? Оказалось, что сто лет назад какие-то англичане или американцы действительно фотографировали, как лошадь ходит. Зачем-то им это было надо. Физиологию лошадиную, может, изучали. А потом стоп-кадры склеили. Так и родился кинематограф. Тема-то вполне достойной оказалась.
Скворцов смеялся:
— И на старуху бывает проруха.
…Максим вез детей домой. Машина мчалась по шоссе, сигналя мигалкой перед постами ГАИ, чтобы служаки выбегали на обочину из своих теплых убежищ и брали под козырек. Мальчишек это очень веселило. Сашка с Сережкой, хулиганя, помахивали ручками козыряющим гаишникам и хохотали, валяясь по всему заднему сиденью, и даже падали на пол. Устав бузотерить, они затихли и уставились в окна, каждый в свое. Потом вдруг одновременно взглянули друг на друга и засмеялись, вспомнив, как играли в «слонов». Это когда надо было забираться на спину и плечи — они забирались на папину строго поочередно. А потом бодаться с этой Васей, которая не слезала — и они ей завидовали — со спины папиного начальника дяди Юры. Падали в снег, впрочем, все одинаково часто. И папа, и дядя Юра все вставали и вставали мужественно из сугробов. И снова шли друг на друга, неся на себе каждый свою ношу.
Дети никогда не видели папиного начальника так близко. Как-то мама показала им его в телевизоре. Там шла программа про какую-то стройку, и они ничего не поняли. Тогда больше порадовал папа, которого они там тоже увидели. Они вскочили, подбежали к экрану и, тыча пальцем в него, кричали друг другу: «Папа! Папа! Смотри! Смотри!» С тех пор дети всегда старались смотреть новости, чтобы увидеть именно его, папу, с которым виделись крайне редко. Каждый день с ним был для них необыкновенной радостью. Ребята думали, и даже как-то признались друг другу, что, пожалуй, любят папу больше мамы, которая все время заставляла есть кашу, проверяла уроки, ругалась, что поздно пришли с прогулки, да еще по обыкновению порвали куртку или джинсы, да так порвали, что теперь надо покупать новые. Словом, от мамы был один вред, а с папой — всегда весело. Сейчас ребята вдруг поняли, что папин начальник — вовсе не страшный какой-то олигарх, как врала мама, когда папа не приходил с работы или приходил глухой ночью, что для них значило одно и то же. А просто — дядя Юра. И еще они увидели, что их папа, такой большой и сильный, начальника своего не боялся, как они думали раньше. Верно, он его просто уважал. И даже, может быть, любил немного. Потому что дядя Юра и не был уродом каким-то, а тоже, как и они, человеком. И именно с этого раза ребята стали папиного начальника называть просто — дядя Юра.
В тот момент когда так легко решилась судьба Юрия Николаевича в душах двух мальчишек, он и Вася подъезжали к ее дому. Она почувствовала, что как-то подустала от активного отдыха, и подумала, что неплохо было бы оказаться дома одной, завалиться в ванну, чтобы не надо было опять шуршать на кухне, и загрустила о несбыточности своей мечты. Они уже остановились у ее подъезда.
— Проводишь меня? — спросила она вполне вяло, без лишней инициативы.
— Сама дойдешь.
Машина уже разворачивалась к шоссе.
Зайдя в квартиру, Вася бросила сумку в темноте и все никак не могла нащупать выключатель. Его не было на том месте, в которое она тыкала тысячи раз многие годы. В кармане куртки она нащупала зажигалку, но делала все с каким-то странным чувством, словно была не у себя дома. Огонек осветил часть незнакомой стены, где Вася не нашла и следов выключателя на его прежнем месте. Перенеся зажигалку к другой стене, она заметила кнопочку именно там, где ее отродясь не бывало. Не совсем понимая, что происходит, она на эту кнопочку нажала. Квартира была действительно не ее. То есть та же типовая квартира, в которой она давно существовала, но не ее. Вася вышла на лестницу
В комнате выключатель был на своем месте, но выглядел тоже иначе. Она им воспользовалась. Свет открыл ее глазам комнату. Вася зашла и присела на диван, который все-таки был ее, любимый, с серым пледом в клеточку и не покинул своего места. Вася узнала еще старинный сервант, тоже почему-то ей очень дорогой, посуду в нем, наетую и напитую хозяйской энергетикой. Все остальное было новое — занавески, столики, тумбочки, зеркала. Ковер с высоченным ворсом валялся с таким видом, будто всю жизнь тут прожил. Он был особенно в Васиной стилистике — у нее было принято сидеть на полу. То же происходило и в других концах квартиры. Некоторые вещи буквально вцепились в свои углы, но незнакомым предметам тоже удалось отбить себе места. Стены, пол и потолок потрясали чистой новизной.
— Тук-тук, — услышала Вася из коридора. — Вася, ты дома? Вася!
Ввалилась соседка.
— А я иду, вижу, дверь открыта, испугалась, решила проверить, кто тут. О! Да ты ремонт сделала! Красотища, слушай. И когда успела. Я все тоже собираюсь, да все сил нет и денег. А ведь главное начать, да, Вась? Дурные примеры заразительны. И мастера хорошие, слушай, сразу видно. — Соседка поскребла стены и пол. — Ты как договаривалась? Телефончик дашь?
— Вот телефончик дам точно, — выдавила из себя Вася. — Но позже. Давай потом все обсудим, я устала.
— Я тебя понимаю. Забегу на днях, ладно? Рюмашку нальешь?
Вася закрыла дверь. И набрала тот самый телефончик. И вместо гудков сразу же услышала хохот.
— Ты сошел с ума?
— Я думал, тебе это как раз и нравится.
Вася поняла, что не может больше бороться с сумасшедшими, засмеялась тоже и смахнула слезу.
В редакции Вася получила грустную Марусю, главного знатока всех самых светских сходок в столице. Воспитанная мамой, светской львицей тех годков, что уже далече, Маруся стала лишь светской кошкой — люди мельчают. И выражалось это в том, что у нее было куда меньше породистости и, соответственно, разборчивости. Поэтому и скакала Марусина жизнь по ухабам, чересполосицей. В деле она, однако, была сообразительна и отличалась хваткостью. Маруся никогда не скрывала своих побед и поражений, что придавало ее имиджу некоторый шарм в ее якобы респектабельном кругу. Вообще женщины с репутацией на многих производят сильное впечатление. Вася давно это заметила.
Сейчас Маруся опять попала в жопу. Она бросила последнего вполне приличного мужа ради сомнительного любовника, который бросил ее ради — смех, да и только — эффектного жеста. Марусин жест был, конечно, эффектнее, но ей было этого не понять. Об этом уже говорила вся редакция и все просвещенное сообщество под названием «светская тусовка».
Маруся вперлась в Васин кабинет, когда та договаривалась с Ольгой о встрече в доме кино — там давали импортную премьеру.
— Говно наверняка. Но надо посмотреть, чтобы было о чем разговаривать в обществе, — поддакивала Вася Ольге и показала Марусе на кресло. Та села, закурила. Выглядела она так себе — недельные мешки под глазами, впалые щеки и чуть дрожащая с сигареткой рука.
— Слушай, Вась, а возьмите меня тоже. Надо развеяться.
— Может, тебе лучше отдохнуть, но если хочешь, пойдем. — Васе совсем не хотелось брать Марусю, но еще больше не хотелось слушать жизнеутверждающую историю Марусиной любви. — Если не лень, быстренько собирайся. Мы с Ольгой уже договорились встретиться в буфете.
Они стартанули.
— Ольга, привет. Рада тебя видеть, — вымолвила безумная Маруся. — Но буфет, пожалуй, мне сейчас больше к лицу, чем кинематограф.
Вася радостно сдала Марусю к винному прилавку, подхватила Ольгу и отвела ее в рюмочную на другом этаже.