Все свободны!
Шрифт:
Крупно Скворцовы ссорились, в общем, редко. Но, как в каждой семье, у них был свой сценарий. К финалу мама обычно кричала, плакала и размахивала ручками, сжатыми в кулачки, а также топала ножками. Папа сидел тихо, он опасался таких сцен. Юру все эти сюжеты не то чтобы не волновали, просто, на его вкус, все это не имело жизненного значения. Драмы их были не так уж и велики. Не трагедии. Он сам даже потакал порой небольшим маминым истерикам — нужно же было родителям общение, участие в жизни детей. К тому же следовало соблюдать традиции. Но если уж доходило до рыданий, сцену такого класса следовало заканчивать так — под мамины вопли выбежать за дверь и ею как следует хлопнуть. Обстановка сразу разряжалась. Правда, в последние годы Юрий
Сейчас же был нестандартный случай. И Юрий Николаевич уже побежал было к двери, чтобы потом ею хлопнуть. Но вернулся.
— Па, у нас есть выпить?
Николай Николаевич бодро вскочил и побежал к бару. Он нашел себе занятие. Мама рыдала и требовала Ганнушкина уже для себя. Отец принес виски и три стакана.
— Ма, приехало лекарство. Выпей. Травки успокаивают.
— Какие травки… Это ж натуральный самогон. — Светлана Петровна опять всхлипнула, подходил отходняк. Она взяла стакан с виски и отхлебнула, зубы застучали по стеклу.
— Ма, можно мы здесь покурим? — Это был, пожалуй, точный тактический ход.
— Делайте что хотите. — Светлана Петровна махнула рукой, и сама налила себе еще. — И мне уже давайте. У тебя что? — Она потянулась к сыновней пачке.
Тем временем Николай Николаевич радостно побежал на веранду. Там на подоконнике он оставил припасенные сигары, которыми иногда баловался. Он был почему-то уверен, что сигары лучше сохранялись на свежем воздухе. Вскоре он прибежал, причитая. Оказалось, что сумасшедшая Котя в приступе истерики, которую считала самым важным в жизни семьи, набрасывалась на что попало, а сейчас это были папины сигары, и рвала на мелкие кусочки. Николай Николаевич, чуть не плача, держал в руках обрывки табачных листьев.
— Па, совсем забыл, вы на меня так набросились, — Юрий Николаевич опять выкрутил так, что виноваты все, кроме него, а прав он один, хотя этого никто и не понимает, — я же привез тебе подарок. — Он достал коробку с сигарами. Видишь, как вышло кстати. Только не клади больше их на веранду. В коробке надежнее, и сохраняются они лучше.
Николай Николаевич достал одну понюхал, помял в руках, отрезал кончик и сладостно затянулся.
— И правда хорошие. Светочка, а как замечательно все-таки курить дома на диване. Скажи?
Светлана Петровна только отмахнулась. Юрий Николаевич взял инициативу в свои руки.
— Лена задерживается в Берлинске — по делам. И потом я хочу их с Лизой быстро отправить за границу — подальше и на подольше. Так складываются мои обстоятельства, уж не стану вас, извините, посвящать. По-моему, я поступаю правильно и разумно.
— Наверное. Тебе виднее. Привези только Лизоньку попрощаться. — Про Лену Светлана Петровна не понимала, что ей сейчас говорить. И ей действительно было уже все равно, если уж она сама курила в своем доме. Отец же взялся поддержать семейный разговор шуткой.
— Ходить налево, сынок, вообще нехорошо, но случаются необходимости. — Он почесал нос, но решил все-таки не посвящать сына в семейные тайны, поэтому только улыбнулся, — И когда ты все успеваешь?
Юрий Николаевич не воспринимал свою связь с Васей как поход налево, но спорить не стал.
— Выкраиваю время, па. Выкраиваю. Но тяжело-о-о…
— Я тебя понимаю. Но на важные дела всегда можно найти минутку-другую.
— Ну что ты, Юрочка, не мог ты как-нибудь — поаккуратней, что ли? Ведь большой, действительно, мальчик вырос. Как я теперь буду смотреть всем в глаза? — Присказка про глаза была любимой у родителей.
— А ты не смотри. Пусть
Мама в ужасе прикрыла рот ладошкой и закачала головой.
— С каким еще Васей? Юрочка, бог с тобой, ты что, живешь с мужчиной?
— Ма, дорогая, если такое когда-нибудь случится, ты узнаешь об этом первой. — Он понял, что полный напряг закончился. — Давайте еще выпьем. Я не прошу полного понимания, я прошу просто понимания. За ваше понимание. — Он поднял стакан.
После этого, сославшись на дела, Юрий Николаевич быстро уехал.
Светлана Петровна затушила очередную сигарету. Вообще она как-то расслабилась — выкурить подряд несколько штук, да еще («Боже!») в доме. Но сегодня все было можно. Она представила, что ее нелепая догадка о сыне, живущем с мужчиной, — правда. И это предположение мгновенно затмило его последнее любовное приключение, а оно было не первым, она это знала. Ужас воображенного вернул ее к реалиям, и весь его романчик с неведомой пока Васей («Назовут тоже родители»), казавшийся только что самым страшным в жизни, стал вполне симпатичным и приемлемым — у кого не бывает увлечений, в самом деле? Пустое. Она положила голову на плечо мужа:
— Коленька, скажи, ты что-то понял?
— Светочка, пусть живет как хочет.
— И я так думаю.
…Лена была счастлива. Наконец-то она вместе с дочерью поедет не на недельку-другую, а жить — в Европу. Долгие годы она уговаривала мужа отпустить ее отсюда, из этой России, где она все время мерзла, а также вынуждена была постоянно ходить по грязным улицам и смотреть на Кремль. Скворцов был непреклонен. И зачем-то все время настаивал, чтобы дочка Лиза знала какую-то там родину. Сама Лена, родившаяся и выросшая за ее рубежами, вовсе не считала себя обделенной. К счастью, волею судеб много времени ей приходилось проводить именно вне родины юридической на родине фактической. Юра же с маниакальной настойчивостью заставлял сначала ее одну, а потом и вместе с Лизой ездить то к отечественному морю, то к отечественным горам, что перетерпеть было тоже тяжело. Слава богу, такое случалось все реже. Когда Лиза подросла, он придумал девочке отечественное образование. Школа и вправду была неплохой, тут особо не поспоришь. Лиза там легко и с удовольствием, что особо радовало Лену, занималась на всех языках, с рождения обученная многоязычию мамой. Гувернантка им тоже досталась хорошая. Она перешла к ним в хозяйство от приятелей, чьи дети уже выросли. Лиза у Скворцовых была не ранним ребенком. В общем, со стороны все выглядело вполне респектабельно, и даже Лене особо не к чему было придраться. Кроме того, что все это раздражало и не нравилось ей лично. И теперь Юра пришел вдруг и приказал собираться и отъезжать в Каталанию к их старинным приятелям Шварцам, которых Лена очень любила и не чаяла уж, что упадет такая радость жить с ними на одной улице и пить кофе по утрам в одном кафе. Она уже представляла себе, как будет рисовать в знаменитом парке или на бульварах или просто гулять по кривеньким улочкам любимого ею каталанского городка. В школу Лиза будет ходить с младшим сыном Шварцев. Старший уже учился в университете.
Лена была так увлечена своей радостью, что мысль — почему вдруг, ни с того ни с сего, ее возлюбленный супруг вполне спешно отправляет (или отпускает) их отсюда, не посетила ее светлую голову. Она с таким азартом взялась за сборы, что опять не заметила спешки, с которой Юра уже устроил им дом рядом со Шварцами, а Лизу определил в школу, хотя это сделать собиралась она сама.
Лена принялась названивать зарубежным клиентам и партнерам, друзьям, которые в одночасье сделались ее соседями. Она снова и снова планировала поездки, и так у нее расписанные на год вперед. Только ездить теперь ей будет ближе и, как она себе внушала, комфортнее. Интересовалась погодой и всякими другими глупыми мелочами, которые ей были отлично известны.