Все связано
Шрифт:
Это самая смешная хреновина на свете.
— Мэтью, помоги! Он меня лижет! Пускает на меня слюни!
— Мишка, сидеть!
Появляется Стивен и утаскивает из комнаты возбужденного пса. Ди-Ди поправляет свою одежду — зеленый шелковый комбинезон, с королевско-голубой накидкой в виде пончо, и серебряные шпильки. Это все напоминает мне павлина.
Мэтью тихонько пихает меня в плечо.
— Привет, друг.
— Привет.
Потом в комнату входит Маккензи. Она стала выше по сравнению с прошлым разом, когда я ее видел. У нее длинные светлые волосы, слегка
Маккензи — это эталон. И это полностью моя заслуга.
Она вежлива, умна, женственна — но не так, как многие девочки любят повизжать при виде паука. Она смотрит по телевизору спорт, не для того, чтобы завоевать внимание какого-нибудь придурка, а потому что знает, что такое дополнительные два очка и технический фол в футболе. Она красит ногти и играет на гитаре. Она уверена в себе. Но добрая. Но самое лучшее это то, что она не будет терпеть оскорблений. Да — вся в меня.
Даже теперь, когда у меня есть свой собственный сын, она была первенцем. Единственной девочкой. Часть моего сердца всегда, всегда будет принадлежать ей.
— Привет, малышка.
Она подпрыгивает и бросается ко мне в объятия. Я кружу ее в воздухе.
— Привет, Дядя Дрю! Не знала, что ты здесь.
— Только что приехал. Мне нравится твоя кофта.
Потом, из холла, слышу голоса Стивена и Александры. Не очень доброжелательные.
— Я же сказала, отправить его в вольер!
— Я собирался, но…
— Собираться — не значит сделать! Надо было сделать это самой, как и все остальное.
— Ты могла бы не включать свой комплекс мученика, пожалуйста?
И так у них последнее время. Все напряженно, натянуто. Мы это все заметили. Такое случается, когда живешь с кем-то достаточно долго, то это начинает действовать вам нервы. И придирки моей сестры совсем не облегчают ситуацию. Но Стивен всегда знал, что она такая, и все равно боготворил ее.
До сих пор боготворит.
Сейчас меня беспокоит его тон. Он кажется уставшим. Вымотанным. Сытым по горло.
Маккензи смотрит в пол.
Беру ее за подбородок и поднимаю личико вверх.
— Как тут дела?
Она вздыхает.
— Напряженно.
Я смотрю в сторону холла.
— Да, это чувствуется.
— Так вот с родителями, — пожимает она плечами. — Не можешь с ними жить, но эмансипация — сложный и дорогостоящий процесс.
Я усмехаюсь.
— Ты ведь знаешь, что мои двери для тебя всегда открыты, так? У меня есть свободная комната, на дверях которой табличка с твоим именем.
Она смотрит на Томаса.
— Тогда Томас останется охранять территорию. А он всего лишь маленький ребенок.
— А ты кто?
На меня уставились голубые глаза — мудрые не по годам.
— Я — старшая сестра.
Я наклоняюсь и целую ее в лоб. А потом шепчу:
— Эти выходные пойдут им на пользу, я обещаю. Как мини-отпуск. И я поговорю с ними — промою им мозги.
Она слегка улыбается, будто одобряет мою попытку, но не совсем
— Хорошо, дядя Дрю.
Подходит Мэтью, не замечающий ничего вокруг, кроме Маккензи.
— Вот, моя девочка!
Она смотрит на него, и с ее лица сползает улыбка. Она задирает свой носик и складывает руки на груди. Чувствуете, как здесь похолодало? Это пренебрежение, исходящее от моей племянницы.
— Мистер Фишер, как приятно снова Вас видеть. Выглядите хорошо.
Мэтью рычит и падает на колени. Не смотря на его рост свыше шести футов, и то, что он сложен, как боксер, выглядит он почти маленьким, когда сталкивается с недовольством моей племянницы.
— Маккензи, ты меня просто убиваешь.
— Уверена, ты даже не знаешь, о чем говоришь.
Он расстроено проводит рукой по своим светло-коричневым волосам.
— Ну, ты же простишь меня?
— Простить Вас? За что? За то, что лишили меня женского общества, пока я росла? За то, что бросили меня прозябать в болоте пенисов? За это я должна простить Вас, Мистер Фишер?
Иметь детей — это заразно, как мононуклеоз. Как только у друга или родственника появляется ребенок, все хотят себе такого же. За ужином в честь Дня Благодарения, через год после рождения Джеймса, Мэтью и Ди-Ди объявили, что ждут ребенка. Что они усыновляют ребенка.
Бранжелина? Теперь понимаете?
После того, как они объявили о своих намерениях, все были счастливы за них.
Ну… почти все.
— Что значит, вы усыновляете ребенка? — спрашивает Фрэнк Фишер, когда сидит за обеденным столом в загородном доме моих родителей на Дне Благодарения.
Все еще держа свою жену за руку, Мэтью поворачивается к своему отцу:
— Что ты имеешь в виду, что это значит? Мы усыновляем маленького мальчика! Документы поданы, и мы ждем окончательного решения, но агентство говорит, что это всего лишь формальность. Ди и я преодолели главные испытания. Ему почти два месяца — он здоровый и замечательный.
Мэтью поворачивается к Эстель:
— Не могу дождаться, мама, когда ты его увидишь.
Эстель светится улыбкой в ответ своему сыну, а в ее глазах появляются слезы радости. Но Фрэнк спрашивает:
— С твоей женой что-то не так? Она бесплодна?
Улыбка Мэтью померкла. Прежде чем ответить, Долорес резко возражает:
— Нет, Фрэнк. Это то, что мы обсуждали с Мэтью с тех пор, как поженились.
Фрэнк вытирает салфеткой рот, бросает ее в тарелку и выходит из-за стола. Сотрясается воздух — как это бывает летним днем, когда светит солнце, но ветер становится сильнее, и вы можете чувствовать, что вот-вот разразится гроза.